Английские письма или история кавалера Грандисона

Дѣйствительно, любезная моя, сія скрытность къ такой сестрѣ, какъ Миссъ Грандиссонъ, и въ столь важныхъ обстоятельствахъ, которыя она желала съ нетерпѣливостію знать, весьма не простительна Сиру Карлу. Пріятельница! Сестра! Для чегожъ сохранятъ тайну съ дной стороны, когда оная не сохраняется съ другой? По видимому Сиръ Карлъ не болѣе будетъ имѣть довѣренности и къ супругѣ своей. Впрочемъ бракъ не составляетъ ли высочайшую степень человѣческой дружбы? Можешь ли ты вообразить себѣ, любезная моя, чтобъ тайна могла сохраняться между друзьями? Сестра его, не познавая въ немъ никакихъ недостатковъ, старается его извинить, и думаетъ, что онъ, познавши всю ея внутренность не имѣетъ другаго намѣренія, какъ токмо быть еще болѣе ей полезнымъ. Но ты по крайней мѣрѣ можешь заключить изъ моего наблюденія, что до какой бы степени ни была я обязана Сиру Карлу моею благодарностію, однако сужу о немъ безъ всякаго пристрастія. Мнѣ совершенно невозможно почесть его извинительнымъ, естьли онъ имѣетъ къ великодушной своей сестрѣ такую недовѣрчивость и скрытность, коихъ она къ нему не имѣетъ. Въ обращеніи, которое я ласкаюсь продолжать далѣе съ достойными моей привязанности друзьями, по крайней мѣрѣ естьли ихъ милость не охладѣетъ къ тѣмъ, коихъ они осыпаютъ всякими благодѣяніями, буду тщательно присматривать надъ всѣмъ поведеніемъ сего чрезвычайнаго человѣка; надѣясь однако найти его толико же совершеннымъ какъ о немъ и говорятъ, въ томъ единственно намѣреніи, дабы смѣло его хвалить, такъ какъ превосходная его сестра будетъ за всегда составлять предметъ моего удивленія. Естьли я усмотрю въ Сирѣ Карлѣ хотя нѣкія непростительныя погрѣшности; то не сумнѣвайся, чтобъ моя благодарность не учинилась равнодушною. И тотъ, коего я наименовала, одинъ будетъ въ силахъ защитить мое сердце, естьли я когда ни есть почувствую, что моя благодарность ввергаетъ оное въ опасность.

Теперь, дражайшей мой дядюшка, не имѣю ли я права просить у васъ нѣкоей справедливости для вашей племянницы! я увѣрена, и весьма увѣрена, что нималой не имѣю причины недовѣряться моему сердцу. естьли я примѣчу, что оно мнѣ измѣняетъ, то откровенно и съ великимъ удовольствіемъ увѣдомлю о томъ любезную Люцію. И такъ, дражайшей мой дядюшка не укоряйте меня едиными мечтательными и неосновательными догадками.

Я и половины еще не сказала изъ всего того, что желала сказать о такомъ человѣкѣ, котораго я не престану называть удивительнымъ человѣкомъ: но нѣжная дружба ощущаемая мною къ любвидостойной его сестрѣ, вспомоществовала мнѣ открыть въ немъ нѣкоторые недостатки, и мое безпристрастіе завело меня столь далеко, что я съ трудомъ могла возвратиться къ первому содержанію. Здѣсь я остановлюсь; ибо сіе письмо такъ уже продолжительно, что я намѣрилась остальное изъяснишь въ другихъ извѣщеніяхъ, коими я не перестану тебя отягощать.

ПИСЬМО XXII.

Генріетта Биронъ, къ Люціи Сельби.

24 и 25 февраля

Я должна, употребить всю недѣлю, дражайшая моя Люція, на то чтобъ о всемъ тебя обстоятельнѣе увѣдомить. Повѣствованіе моего нещастія, изображеніе моихъ избавителей, и всѣ тѣ подробности, коихъ ты отъ меня требовала, единственно почти будутъ занимать мои мысли. И такъ я тебѣ сообщу небольшую поденную записку сей недѣли, въ коей я изключу токмо то, о чемъ уже ты извѣстна изъ писемъ Г. Ревса.

Будучи привезена спокойно въ свой домъ Сиромъ Карломъ и его сестрою; коихъ Г. Ревсъ къ печали своей не могъ удержать у себя откушать; а я не вовсе еще освободясь отъ слабости, принуждена была нѣсколько успокоиться. Но во время чаю, мнѣ доложили, что Г. Роландъ Мередитъ желаетъ со мной видѣться, отъ сего имени я вдругъ почувствовала силу и сошла въ низъ. Дня съ три тому назадъ, сказано было честному сему Кавалеру; что я бывши въ маскерадѣ нѣсколько утомилась, и что меня отвезли на нѣкоторое время въ загородной домъ. Утомилась! дражайшая моя, такъ я и въ самомъ дѣлѣ утомилась. Меня также отвезли, и отвезли, какъ должно было; ты ето знаешь. Г. Роландъ примѣтилъ, по перемѣнѣ лица моего, что я была нѣсколько не здорова; я весьма съ нимъ въ томъ согласна. Онъ весьма чувствительно изобразилъ мнѣ свою нетерпѣливость, съ коею желалъ со мною видѣться, и печаль, съ коею онъ отъѣзжаетъ въ Кермартенъ, не пожелавъ благополучія жестокой своей дочери; ибо ето тщетно, сказалъ онъ мнѣ, тщетно, я ето ясно вижу… И остановясь,какъ будто бы страшился окончить рѣчь свою, онъ находился въ молчанія розинувши ротъ, и у с тремя свои глаза на мое лице.