— О нет, только не это, — притворно махал я руками, делая вид, что собираюсь убежать. — Опять вы! Как снег на голову. Ну разве ж так можно! Где ж это видано? Мы же вас приняли, накормили, напоили, отдыхать заставили, загаром покрыли, самолёт до дома отправили. Думали всё, избавились, вздохнули свободно. Ан нет. Вы только посмотрите? Опять здесь, голубчики, и что прикажете с вами делать? Э-э-эх, ладно, расписание-то не забыли хоть. Ну, во сколько аквааэробика?
А сам думаю, да как их зовут. Вроде бы в середине мая здесь были. Как же, как же, не помню… надо у Мусти спросить.
Поэтому часть правления отеля лояльно относилась к моим мужским потребностям, но тем не менее позволить брать с меня пример другим работникам было недопустимо. Таким образом, в моей комнате появился второй квартирант — Экмек. Такой наивный ход изрядно позабавил меня, Мустафу и Марио. Внедрённый казачок для слежения за моей ночной деятельностью, а заодно и за соседним номером, оказался мужчиной, недавно переступившим пенсионный рубеж. Почему для такой опасной миссии выбрали не самую подходящую кандидатуру, неизвестно. Скорее всего, потому, что руку к этому делу приложил Боб, не наделённый даром стратега, а может более молодого побоялись внедрить из опасения, что он заразится дурным примером, вступит в преступный сговор с Алексом-шайтаном и тем самым будет потерян в качестве Штирлица, действующего в стане врага.
Казачок числился кем-то вроде технического менеджера, но имел невинную провинность, в виде желания — через месяц покинуть службу в Роуз Отель и отправиться в родной город. Руководство его отпускало, но с условием, что он выполнит напоследок секретную миссию по разоблачению Алекса. Я даже не стал интересовался у Боба Бобовича, какое есть научно-кулуарное объяснение появлению ложного аниматора, которого мы с Мусти назвали дедушка-аниматор, в нашем «дворце». Всё было выражено на его непривычно сияющей физиономии от такой грандиозной придумки, способной часами смешить кур. Пусть его. Хоть ненадолго, но походит довольным, считая себя непревзойдённым хитрецом и мастером-интриганом восьмого дана.
Дедушка аниматор Экмек и выглядел подобающе возрасту. Регалии в качестве залысин, дряблого животика, скованности суставов и старческого кряхтения были при нём. Но характер у него был добрый, безобидный. Этакий философ-садовник. Отнюдь не сварливый брюзга или состарившийся циник, норовящий читать проповеди и давать моральные наставления молодым. Скромный, в меру общительный и вежливый, он сам стеснялся своей роли в качестве вынужденного сожителя, и дал понять, что его присутствие носит чисто формальный характер, только по необходимости, из-за чьей то самодурской затеи, и каких-либо препон он создавать не намерен, так как сам когда-то был юн и считает, что если есть возможность — надо брать от жизни всё. Он любил в лучах предзакатного солнца, сидя на импровизированной террасе в одном из старых кресел, предварительно обезопасив себя от нежданного укола пружиной из глубины подложенной подушкой, наслаждаться курением трубки. Обозревая морской простор, он подрёмывал, а транзисторный приёмник, тоже пенсионного возраста, негромко вещал, устроившись на коленях дедули.
— Алекс, насыл сын? — тепло, почти по-родственному приветствовал он меня, когда я возвращался после вечернего заплыва.
— Хер шей йолунда, Экмек, — бодро отвечал я ему, показывая большой палец верх.
— Алекс гючлю, — говорил он, показывая на мышцы. («гючлю» — сильный (тур.))
— Экмек — акыллы, — делал я ответный комплимент его жизненному опыту, показывая на голову. (акыллы — умный (тур.))
Мне было жаль Экмека, незаслуженно для человека его выслуги, возраста и мировоззрения, отправленного в эту лачугу должностным шантажом, вести шпионские репортажи о русском аниматоре. Впрочем, неудобств, присутствие его персоны в пляжном сарае, кроме лёгкого храпа, не составляло, так как ночи уже становились вполне пригодными для сна под открытым небом. Я брал с собой свёртки одеял для себя и барышни и отправлялся на дальний пляж. Звёздная таинственность ночи, с занятиями любовью или без оных, протекающая за неспешной беседой о тонких материях, загадках вселенной под единым глубинным оком космоса, придавала свиданиям утончённый налёт забытых строк магической поэзии, будоражащую внутреннее естество почище чем скрип кроватных пружин. Выспавшись на песке под тёплым женским боком, я возвращался уже под утро, когда Экмек сладко посапывал и досматривал последние картины сновидений.
Глава 10
В которой Маша оказывается временно беременна и замужем за Марио. Если вы не знаете, кто такая Маша и Марио, рекомендую перечитать предыдущие главы или обратиться к геронтологу. Кто такой геронтолог и как к нему обратится — об этом и многом другом читайте в книгах других авторов.