Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Суть сценки заключалось в том, что главный персонаж — безрукий инвалид, одетый от немодного дома «бомжаче кляйн» — это Боб, который по традиции здорово запаздывал с выходом, так как он устраивал в гримёрке мини-игру: «Что это, йя. Где туфля, шеф? Где шапочка шеф? Ничего нет — катастрофа, анимйэшен тим, капут-команден».

Боб заранее себе костюмы не готовил, считая это недостойным занятием для шефа. А в тех случаях, когда за него это делал кто-нибудь другой, как правило наисамый салак — критиковал подбор одежды и устраивал бардак, роясь в корзинах в поисках нужных ему вещей. Грим за это время успевал размазаться от его стараний, он бросал тряпьё и принимался заново гримироваться а потом возобновлял поиск одежды. В начале, для меня эта битва хаоса с порядком выглядела непривычно. Как так, шоу уже вроде как началось, а Боб Кощеич всё ещё снуёт по коморке в одних труселях. То есть начало скетча мы уже объявили, а минут 15–20 сцена демонстрировала стоп-кадр, без намёка на движение, и публика, уже заранее освистав подобное представление, понемногу расходилась в уверенности, что ребята упились и уснули за декорациями.

Иногда «факин пипл» осмеливались присылать делегата, выяснить так ли это. При этом Боб сильно возражал, чтобы его подгоняли. Он отвлекался от своего дела и начинал браниться, разбрызгивая слюни, объясняя, что он здесь шеф и всё знает лучше тех дураков, которые его окружают и тех идиотов, которые имеют наглость приезжать в этот грёбаный отель и не дают нормально работать своими тупыми советами. Поэтому самое лучшее было его не кантовать, пуская всё на боботёк. Хоть вони меньше и не становилось, но количество затрачиваемого времени на сборы ненамного, но сокращалось.

И вот Боб, измазанный сажей, в тряпье, под которым были спрятаны руки инвалида, являлся поредевшему зрительному залу. Минуты на две он возвращался обратно к нам, ругаясь, что мы опять не собрали гостей для его бенефиса, и надо нас всех поувольнять и лишить обеда. Мы, подобно китайским болванчикам, согласно кивали, лишь бы он снова вышел на сцену, где его ждала будка с надписью «туалет». На сцене появлялся Мустафа, которому была не по нутру роль прохожего ловящего такси. Естественно, как безрукий инвалид, Боб не мог осуществить своё желание — дать выход лишней жидкости из организма, и подзывал прохожего, чтобы тот ему помог справиться с брюками, а заодно и нуждой. Преодолев брезгливость, прохожий проявлял участие в этом процессе, и вот гениальный актёр Боб, в течении 2ух минут, что длится журчащая аудиозапись, олицетворяет собой оросителя сцены, стоя спиной к залу. Во время этого действа те немногие зрители, что дотерпели до начала, проклинали себя за терпение и усидчивость и удалялись, понимая, что это непозволительная роскошь для театрала любителя, любоваться такой «великолепной» актёрской игрой столь долго. Скетч заканчивался тем, что такси не появлялось, Боб просил застегнуть брюки, всунуть в рот сигарету и дать прикурить. А когда прохожий Мустафа, разочарованный фактом своего появления на свет, искал зажигалку, кляня таксистов, та появлялась в руках лже-инвалида извращенца. Немая сцена, яростная погоня — занавес. Все памперсы сухие от смеха.

Боб искренне недоумевал, почему втайне любящие его зрители исчезают, не досмотрев шедевр до конца. Он обвинял во всём барменов, неважный сценический свет, Алекса, чрезмерно утомившего днём гостей своими развлечениями, верблюдов, за то, что они верблюды и Мустафу, не сыгравшего свою роль на той же высоте как богоБоб.

«В чём же опасность?» — спросите вы. На самой сцене, под светом софитов, Боб фасоль Баранов становился невменяем и переигрывал, не признавая термин понарошку. Если по сюжету требовалось пнуть, дать пощёчину, плюнуть, он делал это с полной отдачей и, как ни странно, не обижался, когда к нему применяли этот же неразумный подход. Естественно, Боба никто всерьёз не бил, поскольку летальные исходы на сцене популярности бы не прибавили. Радовало то, что его комплекция не позволяла нанести травму нам, но вот зловонные плевки доставляли выраженный эстетический дискомфорт.

Был один скетч про сумасшедшего доктора, в роли коего был Боб Пилюлькин. Это скетч мы делали только один раз, по единогласному решению всех остальных актёров, участвовавших в этой авантюрной постановке, предавших сценку вечной анафеме. Неделю Боб вынашивал план, делился сюжетом, проводил репетиции и собирал реквизит. Воодушевление, посетившее его, придало сверхъестественные бобспособности, и вскоре всё было готово к премьере.