Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Марио безучастно реагировал на тормошения, вопли о цунами, пожаре, распродаже коллекции «Дольч и Габанно» и голой Наоми Кэмбелл, пытающейся разделить с ним топчан. Я пробовал трубить из поморского рога Боромира в ухо, прикрытое бакенбардами, свистел туда же в течении тридцати секунд — ничего. Ноль. Кричал: «Марио, проснись! Мусти скурил твою траву!» Или: «Марио — нарконтроль в отеле! Ищут тебя. Беги!» — безрезультатно. Ноль. Подносил, закутав лицо футболкой на пинцете к носу курда носки Боба, почему то найденные на нашем балконе, не первой, между прочим, свежести, возможно даже с грибным бульоном внутри — простуженный человек с хроническим ринитом, гайморитом, полнейшей заложенностью буруна и невозможностью что-либо обонять — и тот упал бы в обморок или перешёл в коматозное состояние. А Марио продолжал анабиозить. Он отреагировал только однажды на льющуюся воду ему в лицо. Открыл глаза, обиженно сказал:

— Ээ, Алекс, ты что, дурак? Зачем так делаешь, эй? — и заснул снова.

С той поры я его не тревожил, и просыпался он уже в моём отсутствии каким-то своим, алхимическим способом. На завтраке Марио Засоныч не появлялся, но к утреннему собранию, если такое случалось, приходил исправно.

Утренние собрания или митинги, со слов Натали, должны были служить преддверием каждого рабочего дня. Обсуждение насущных вопросов развлечения, получение инструкций по работе с гостями, полемика по поводу эффективности анимационной политики, позитивное командообразование и уроки повышения коммуникабельности. Всё это сводилось к пятнадцати минутам неторопливого ёрзанья на стуле, перемежающегося сладким позёвыванием, изучением узора на обоях, ежеутренним подсчётом количества пальцев на руках, с выражением удивления по поводу срабатывания закона «постоянство анатомических величин в частности пальцев», и сравнением степени загара между русскими аниматорами.

В это время выпивалось до двух литров кофейного напитка на двоих турков, и пол заставлялся новыми партиями стаканчиков, которыми, ввиду их количества, уже можно было торговать.

Джан в это время крепко спал и имел на это право после ночной работы за диджейским пультом. Второй шеф тоже пребывал в объятиях Морфея, но изворотливость Боба не позволяла в этом признаться, поэтому он говорил, что присутствует на собрании у хозяина отеля. Правда, кто бы его принял за делегата от анимационной команды и пропустил в высший совет в таком мятом и неопределённом состоянии, в котором он появлялся пред наши очи уже после 11, я не знал. Каждое утро Марио и Мусти возмущались, какой смысл проводить организационное собрание без шефа, кляли и распекали барсука Кис Кисыча, который спит в уютной кровати немытым клубком, пока они тут, потея, вкалывают, приканчивая четвёртую чашку горячего кофе. Однажды утром выяснилось, что Боб не всегда так халатно относится к своим обязанностям руководителя. Награждённый шишкой на лбу от столкновения с дверью, он раздражённо йякал, что только подошёл, но мы, слышав отдалённое мяуканье в течении пяти минут, догадались, что шеф решил подслушать под дверью — всё ли спокойно в Багдаде, узнать настроение рабочих масс, а также какими прозвищами и за какие заслуги он награждён. В следующий раз мы решили ему в этом подыграть.

Марио как раз, привстав на стул, перегнулся через перегородку и подтвердил кивком, что с той стороны Боб. Он ещё потешно показал подслушивающую цаплю, оттопырив одно ухо, что Машка хихикнула.

— Боб — очень хорошо шеф, — начал я восхваление. — Да, Мусти?

— Эвет. Очинь работать. Работать, работать. Очинь харашо. Пипетс нет. Катастрофа нет. Харашо — да.

— Шоу тайм — супер. Факин пипл — лав хим, — перешёл я на простой английский. — Эври тайм, зей аск ми, где Боб, нэрде Боб — ви вант то сай санкью.

За дверью кто-то прослезился.

— Хи из вери найс мэн, — заметила Маша. — Мани гёлз сай ту ме — ви вант Боб.

За дверью кто-то глубоко задышал, и по-моему, капля слюны достигла пола.

— Один плоха, — сказал Мусти, — Боб джага-джага нехарашо. Работать плоха. Катастрофа джага джага. Капут. Как мой бабушка. Раз и фысё. Три, что это — секундочка. Два можна — Боб нет. Йоролдум — устал. Три девочка говорить мне это.

— Ээ, это значит, он часто играть с собой, — авторитетно заявил Марио. — Такое бывает, кто часто джага-джага с собой.

Послышался кашель, дверь распахнулась, ворвался раскрасневшийся Боб.

Мы сделали вид, что удивлены таким внезапным появлением.

— Что это, йя? — раскомандовался Боб, — Толька бла-бла-бла бурда. Катастрофа, йя. Май фрэндз, давай работать, йя. Алекс, гоу утро гимнастик. Маша — детски клаб. Мустафа — давай теннис-шменнис, Марио — дартс. Митинг фысё.