Мне же с этим «иным» миром связываться не хотелось. Вначале я думал отправить их к Роме, на перевоспитание, но потом увидел на горизонте мавроМарио. Как и его птица-тотем, Марио оказался по-сорочьи разговорчив. Эта общительность делала его в анимации незаменимым. Никто более фамильярно-приятельски не общался с отдыхающими, как он. Причём независимо от национальности, знания языка и степени упитости. Он находил общий язык с каждым гостем, не делая исключений. Сначала я удивлялся такой активности, пока не узнал истинную причину такой работоспособности. Марио искал и находил рынки розничного сбыта для какой-то дурман травы, что-то вроде гашиша, но продающейся полулегально. Причём умудрялся её толкать и нашим, порой скромным некурящим ребятам, и пожилым благовоспитанным немцам, и безбашенным албанцам, и скептически-настроенным прибалтам.
Вот этих ребят, ищущих нелегальных развлечений, я и отправил к Марио. Как и надеялся, он их уболтал, утрещал, отвлёк от идей продажной любви и впарил свой товар. Больше ребята с глупыми вопросами не приставали, находясь в состоянии мира и бескорыстной любви ко всем живущим на планете существам. Последний раз я видел этих хабаровских лосей, неожиданно побрившихся наголо, с временными татуировками третьего глаза на лбах, хоронящих ракушки в братской могилке из песка, читая при этом плаксивую заупокойную младшим братьям по разуму.
Марио предлагал и мне дурманящее курево, но наблюдая, как Мустафа беседует со светлячком, считая, что это воплощённая Анжелина Джоли, я благоразумно воздержался. Сам Марио употреблял свой секретный состав, называемый «марио-технолоджи» вечером, иногда перед, иногда вместо ужина. Белки глаз у него краснели, бакенбарды щетинились, кудри раскручивались, и он принимался исполнять песни на языках забытых цивилизаций. Длилось это состояние недолго, затем он становился прежним Марио, но с большим проявлением творческого подхода в бытовых вещах. К примеру, в ресторане кушал торт без помощи приборов и рук, а затем предлагал желающим сфотографироваться набрудершафт или набирал в рот полную горсть лепестков-ноготков с кустарника и, подзывая не очень грозного на внешний вид туриста поболтать, чихал облепляя того влажной зеленью.
С приездом Марио наша комната приобрела вид гостиницы для гастарбайтеров. Проходы между кроватями были заняты чемоданами, через которые приходилось перелезать. Для сна Марио получил топчан, на котором даже он, при своих размерах, полностью не умещался, поэтому спал, свернувшись калачиком. Поэтому чаще потомок Пушкина предпочитал ночевать у брата в соседнем посёлке, приезжая утром на маршрутке.
В комнате, перед кроватями, находился сервант с большим зеркалом. Каждый вечер это зеркало превращалось в строгое жюри, оценивающее соревнование по наведению марафета между Марио и Мустафой. Я присутствовал на состязании в качестве зрителя, и, должно быть, за нормального метросексуального парня меня не принимали с моим совсем не стильным 10-секундным ритуалом — «посмотрелся, провёл рукой по голове и пошёл». Мус выливал на волосы ладонь жидкого геля и варганил из волос то ёжика в тумане, то гребень глухаря-хохлача или закручивал локоны в спирали. Не представляю, сколько времени делают укладку девушки перед свиданием, но тому терпению, с которым Мусти устраивал самосмотрины, некоторые барышни могли бы позавидовать. Длина волос Марио не позволяла ему возводить подобные архитектурные изыски, но и он что-то подолгу поправлял, намазывая гель на пальцы и втирая в кудри, затем принимался за баки, пропалывая их, как садовник газон.
Наблюдая за этим процессом, я как-то решил обучить Марио паре строчек из Пушкина и посоветовал, как их лучше исполнять. Только, приняв «марио-технолоджи», он всё путал, не знаю специально или нет. Собирал русских туристов, брал стул, становился на него и декламировал:
Некое сходство с Александром Сергеевичем было и, несмотря на кощунственное осквернение славного наследия русичей, Марио это безобразие прощалось. Он ещё и приговаривал:
— Почему не так. Всё так. Кто лучше знает стихи Пушкина? Вы или я? Посмотрите на меня. Дядя Саша Сергеымыч, мой прапрадедушка. Что я, стихов дедушки не знаю?
Марио очень толково разговаривал по-русски и имел большой словарный запас. Поначалу, я пробовал общаться с ним как с Мустафой или Бобом на английском, но он сказал:
— Ээ, Алекс, ты со мной давай на нашем, на родном — на русском, пожалуйста, я по-английски как-то не очень понимаю.