Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться

Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно – слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.

…

(Пауза)

Павел Крючков: Зависло, да? Оборвалось.

(Снова та же запись, снова обрывается.)

Павел Крючков: Не впускает она сюда это стихотворение, не знаю почему. Я на память его не помню, а то бы прочитал, конечно. Там важные слова в конце. «Великая душа, поклон через моря / За то, что их нашла, тебе и части тленной…» Не вышло, что делать. Не знаю, почему так произошло.

Двигаемся дальше. Есть такая строчка у Арсения Тарковского в стихотворении, имеющем отношение к Ахматовой. «Живите в доме – и не рухнет дом». Я прошу сказать несколько слов Валерия Попова.

Валерий Попов: Конечно, главное счастье наше, нашей сегодняшней минуты, что дом не рухнул, что он стоит, что мы встречаемся 23 июня опять, что год не убил нас, не убил поэзию, не убил наши души. Вот, я считаю, что главное, для чего я родился, вот для такого момента, когда я сидел на этом крыльце, увидел, как Ирина Снеговая ведет экскурсию. Я пошел с ней на кладбище, слева могила Ахматовой, и вдруг увидел идущего ко мне, вернее к Ахматовой, Диму Бобышева. И с Димой Бобышевым шел симпатичный человек в очках, это был Александр Петрович Жуков. Благодаря этому случаю, явно божескому, существует эта Будка, которую восстановил Александр Петрович, и существует каждый наш, каждодневный, каждогодный праздник. И, может быть, действительно, как у Ахматовой, не умрет ее надежда, что «здесь все меня переживет – все, даже ветхие скворешни…». Видите, скворешни стоят, и пока они стоят – поэзия будет жива.

Нам не нужно мрамора. Мрамор поэту нужен только после смерти. А вот дерево… Пушкин писал примерно в таком же доме. Я поразился, когда увидел его дом. Он примерно такой же, и неплохо писали люди, да? Не надо роскоши, не надо мрамора. Пусть это будет всегда. Я вспоминаю стихотворение другого гения, знакомого друга Анны Андреевны. Стихотворение называется «Дерево». Помните?

Уничтожает пламень
Сухую жизнь мою,
И ныне я не камень,
Я дерево пою.

Оно легко и грубо,

Из одного куска
И сердцевина дуба,
И весла рыбака.

Bбивайте крепче сваи,

Стучите, молотки,
О деревянном рае,
Где вещи так легки.

Вот это дерево пускай нас сохранит, сохраняет, оно не горит, а это лучшее для поэзии вещество. Поэтому я надеюсь, что вещи всегда будут легки, что материя нас не задавит. Никакая роскошь, богатство, ничего, никакие силы не уничтожат этот деревянный рай, в котором мы сейчас с вами находимся. Это лучшее место для творчества, лучше не бывает. Не надо ничего менять. Если останется так, будет счастье для поэзии, для литературы. Я могу сказать, что счастье и для меня, потому что, сидя у окошка, я закончил, написал четыре книги, действие которых связано с Комаровом. Так или иначе задействовано Комарово. Что бы я делал без Комарова? Понимаете? В числе других авторов, которые здесь живут. Вот такая у меня есть книга, «Комар живет, пока поет», где действие происходит на этой террасе, на этом крыльце. Почитайте, без этого вот крыльца, без этой террасы не было бы четырех последних моих книг. «Комар живет, пока поет», «У меня есть такая рубашка». Давайте! пока мы поем – мы живем.

Павел Крючков: Ну, идите уже. Они говорят: имени их не называть, просто молодые люди, которые поют то, что любила слушать Ахматова. Вы знаете, кто это выйдет. Многие их любят, идите уже.

Выходит вокальный ансамбль «Dedooks».

Мы споем фрагменты из любимой оперы Анны Ахматовой. Называется она «Дидона и Эней», композитор Генри Перселл. Семнадцатый век, английское барокко.

Исполняются арии и хоры из «Дидоны и Энея».

Павел Крючков: Ну, кто еще сидит под хорошими зонтами, давайте послушаем голос молодой Ахматовой. Голос из 1920 года. В отличие от Кузмина, его можно расслышать. Те, кто в поздние годы записывал ее авторское чтение, обратили внимание, что интонация и протяженность чтения стиха не изменились со времени ранних ее чтений. Сейчас это будет голос тридцатилетней женщины. Стихотворение 13-го года, примыкающее к стихам столетней давности, о которых мы сегодня говорим. Это триптих «Смятение», которое открывает «Четки».