Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться

На этот раз собрались 22 июня. А это день начала Великой Отечественной войны, о чем и Павел Крючков упомянул, и мэр Комарова. Потом Крючков пригласил к микрофону меня – сказать, «что я сочту нужным». Подыскивать очередную круглую дату мне казалось искусственным, я еще дома приготовился, по возможности «отцепившись» от очередных вековых юбилеев, поговорить более свободно.

«Среди круглых дат, связанных со столетием Серебряного века и конкретно с началом ахматовской поэзии, – я бы не хотел ограничиться только напрашивающимися и оставить в стороне, возможно, самую важную.

Весной 1914 года поэт и критик Николай Владимирович Недоброво написал статью-эссе «Анна Ахматова». О том, что значил для нее его анализ стихов, составивших две ее первые книжки, то есть «Вечер» и «Четки», и какую роль сыграло предсказание или, если угодно, установка на будущее, она говорила на протяжении всей жизни. Ее оценка, так или иначе, сводилась к выразительно-краткому признанию: он, может быть, и сделал Ахматову.

И при ее жизни, и после смерти, если к статье Недоброво обращались, то лишь затем, чтобы по возможности как-то расширить его наблюдения и прогнозы. Или хотя бы подтвердить их лишний раз, или что-то им противопоставить, – не говоря о том, чтобы опереться на них в собственных выкладках.

Но время, прошедшее от дней ее написания, особенно вторая половина этого срока, вместившая посмертную судьбу Ахматовой, высвечивает перед нами те положения автора, которые всегда оставались в тени и невостребованными. Те, что могли выглядеть актуальными в начале 1910-х годов, но либо показались в них замурованными, либо приобрели другое, иногда прямо противоположное содержание. В первую очередь это то, что человек, сделавший Ахматову, называет «даром геройского освящения человека». Я цитирую Недоброво: «Прочитав стихи, мы заполняемся новою гордостью за жизнь и за человека. Крупные события только тогда бывают великими, когда в прекрасных биографиях вырастают семена для засева народной почвы. Стоит благодарить Ахматову, восстановляющую теперь достоинство человека». Конец цитаты. Напечатание статьи было отложено на год по причине начала Первой мировой войны. Недоброво пишет: «История снова заполнила жизнь человечества такими жертвенными делами и такими роковыми, каких и видано прежде не бывало. Люди, действительно, оказались беспредельно прекраснее, чем о них думали. Это в особенности относится к русскому молодому поколению. К Ахматовой надо отнестись с тем большим вниманием, что она во многом выражает дух этого поколения и ее творчество любимо им…»

Смерть Ахматовой в 1966 году пришлась на время перелома, происшедшего в несколькотысячелетней последовательности цивилизаций, которые порождали героев и ориентировались на них. От Ноя и Прометея до Эйнштейна и Че Гевары. Последнее десятилетие мы в своем избегании пафосности или того, что нам кажется ею, живем не просто в отсутствии героев, а в отсутствии надобности в них. Заявление об ахматовском даре героического изображения человека выделяется в статье Недоброво своей внушительностью. Кратко и убежденно выраженное, оно противопоставляется предшествующему описательному пассажу о свойственном второй половине XIX века дефиците благожелательной, не говоря уже – восхищенной оценке людей. Казалось бы, столь редкое и ответственное высказывание о героичности лирического героя Ахматовой, особенно в сопоставлении с названием главной и привязанной к началу 1910-х годов ее «Поэмы без героя», – не должно было уйти в забвение. Однако ушло, и с необычайной легкостью. Причина этого та же, что и попытка пересмотра значения Ахматовой, поворота в сторону неприязни и враждебности. То, что Недоброво называл романтическим чувством к настоящему, которому так привольно расти не пригнетенному духовно человеконенавистничеством, обмануло его. Надежда, загоревшаяся в его и его единомышленников глазах, потерпела крах. Наступило торжество второсортности и посредственности.

Нынешний взгляд на людей, оценивающих их с точки зрения успеха, причем злободневного, то есть сиюминутного, несовместим с тогдашним, искавшим в людях подлинность, нацеленным на добродетель – равно и порок – масштаба самого крупного и силы самой могучей, на самоотречение непобедимое, на предательства неизбываемые. Критерии были ориентированы на античные, в том виде, как их откорректировали просвещение и романтизм. Именно на это указывает замечание Недоброво о эпической составляющей ахматовской поэзии, предрекающей ее обращение в будущем – к формам поэмы и драмы. Он сказал это за тридцать лет до «Поэмы без героя» и «Пролога». «Пролог» не скрывает своего происхождения от древнейшего «Гильгамеша», а «Поэма» завершает развитие этого европейского жанра, начавшегося с «Энеиды». Ахматовский замах оказался нашему обществу, а может быть, и культуре, сложившимся к концу XX – началу XXI века, – не по плечу.