Анна Каренина

- Вот это всегда так! - перебил его Сергей Иванович. - Мы, русские,

всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта - способность видеть свои

недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда

готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские

учреждения, другому европейскому народу, - немцы и англичане выработали бы

из них свободу, а мы вот только смеемся.

- Но что же делать? - виновато сказал Левин. - Это был мой последний

опыт. И я от всей души пытался. Не могу. Неспособен.

- Не неспособен, - сказал Сергей Иванович, - ты не так смотришь на

дело.

- Может быть, - уныло отвечал Левин..

- А ты знаешь, брат Николай опять тут..

Брат Николай был родной и старший брат Константина Левина и

одноутробный брат Сергея Ивановича, погибший человек, промотавший бо'льшую

долю своего состояния, вращавшийся в самом странном и дурном обществе и пос-

сорившийся с братьями.

- Что ты говоришь? - с ужасом вскрикнул Левин.

- Почем ты знаешь?

- Прокофий видел его на улице.

- Здесь, в Москве? Где он? Ты знаешь? - Левин встал со стула, как бы

собираясь тотчас же идти.

- Я жалею, что сказал тебе это, - сказал Сергей Иваныч, покачивая

головой на волнение меньшого брата. - Я посылал узнать, где он живет, и

послал ему вексель его Трубину, по которому я заплатил. Вот что он мне

ответил.

И Сергей Иванович подал брату записку из-под пресс-папье.

Левин прочел написанное странным, родным ему почерком: "Прошу покорно

оставить меня в покое. Это одно, чего я требую от своих любезных братцев.

Николай Левин".

Левин прочел это и, не поднимая головы, с запиской в руках стоял пред

Сергеем Ивановичем.

В душе его боролись желание забыть теперь о несчастном брате и сознание

того, что это будет дурно.

- Он, очевидно, хочет оскорбить меня, - продолжал Сергей Иванович, - но

оскорбить меня он не может, и я всей душой желал бы помочь ему, но знаю, что

этого нельзя сделать.

- Да, да, - повторял Левин. - Я понимаю и ценю твое отношение к нему;

но я поеду к нему.

- Если тебе хочется, съезди, но я не советую, - сказал Сергей Иванович.

- То есть в отношении ко мне, я этого не боюсь, он тебя не поссорит со мной;

но для тебя, я советую тебе лучше не ездить. Помочь нельзя. Впрочем, делай,

как хочешь.

- Может быть, и нельзя помочь, но я чувствую, особенно в эту минуту -

ну да это другое - я чувствую, что я не могу быть спокоен.

- Ну, этого я не понимаю, - сказал Сергей Иванович. - Одно я понимаю, -

прибавил он, - это урок смирения. Я иначе и снисходительнее стал смотреть на

то, что называется подлостью, после того как брат Николай стал тем, что он

есть... Ты знаешь, что он сделал...

- Ах, это ужасно, ужасно! - повторял Левин.

Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата, Левин тотчас же собрался

ехать к нему, но, обдумав, решил отложить свою поездку до вечера. Прежде

всего, для того чтобы иметь душевное спокойствие, надо было решить то дело,

для которого он приехал в Москву. От брата Левин поехал в присутствие

Облонского и, узнав о Щербацких, поехал туда, где ему сказали, что он может

застать Кити.

IX

В четыре часа, чувствуя свое бьющееся сердце, Левин слез с извозчика у

Зоологического сада и пошел дорожкой к горам и катку, наверное зная, что

найдет ее там, потому что видел карету Щербацких у подъезда.

Был ясный морозный день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки,

жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по

расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые

кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были

разубраны в новые торжественные ризы.

Он шел по дорожке к катку и говорил себе: "Надо не волноваться, надо

успокоиться. О чем ты? Чего ты? Молчи, глупое", - обращался он к своему

сердцу. И чем больше он старался себя успокоить, тем все хуже захватывало

ему дыхание. Знакомый встретился и окликнул его, но Левин даже не узнал, кто

это был. Он подошел к горам, на которых гремели цепи спускаемых и

поднимаемых салазок, грохотали катившиеся салазки и звучали веселые голоса.

Он прошел еще несколько шагов, и пред ним открылся каток, и тотчас же среди

всех катавшихся он узнал ее.

Он узнал, что она тут, по радости и страху, охватившим его сердце. Она

стояла, разговаривая с дамой, на противоположном конце катка. Ничего,

казалось, не было особенного ни в ее одежде, ни в ее позе; но для Левина так

же легко было узнать ее в этой толпе, как розан в крапиве. Все освещалось

ею. Она была улыбка, озарявшая все вокруг. "Неужели я могу сойти туда, на

лед, подойти к ней?" - подумал он. Место, где она была, показалось ему

недоступною святыней, и была минута, что он чуть не ушел: так страшно ему

стало. Ему нужно было сделать усилие над собой и рассудить, что около нее

ходят всякого рода люди, что и сам он мог прийти туда кататься на коньках.

Он сошел вниз, избегая подолгу смотреть на нее, как на солнце, но он видел

ее, как солнце, и не глядя.