Анна Каренина

смешны своей застенчивостью, и вследствие того стыдясь и краснея еще больше,

почти до слез. И так странно было видеть это умное, мужественное лицо в

таком детском состоянии, что Облонский перестал смотреть на него.

- Да, где ж увидимся? Ведь мне очень, очень нужно поговорить с тобою, -

сказал Левин.

Облонский как будто задумался:

- Вот что: поедем к Гурину завтракать и там поговорим. До трех я

свободен.

- Нет, - подумав, отвечал Левин, - мне еще надо съездить.

- Ну, хорошо, так обедать вместе,

- Обедать? Да мне ведь ничего особенного, только два слова сказать,

спросить, а после потолкуем.

- Так сейчас и скажи два слова, а беседовать за обедом.

- Два слова вот какие, - сказал Левин, - впрочем, ничего особенного.

Лицо его вдруг приняло злое выражение, происходившее от усилия

преодолеть свою застенчивость.

- Что Щербацкие делают? Все по-старому? - сказал он.

Степан Аркадьич, знавший уже давно, что Левин был влюблен в его

свояченицу Кити, чуть заметно улыбнулся, и глаза его весело заблестели.

- Ты сказал, два слова, а я в двух словах ответить не могу, потому

что... Извини на минутку...

Вошел секретарь, с фамильярною почтительностью и некоторым, общим всем

секретарям, скромным сознанием своего превосходства пред начальником в

знании дел, подошел с бумагами к Облонскому и стал, под видом вопроса,

объяснять какое-то затруднение. Степан Аркадьич, не дослушав, положил

ласково свою руку на рукав секретаря.

- Нет, вы уж так сделайте, как я говорил, - сказал он, улыбкой смягчая

замечание, и, кратко объяснив, как он понимает дело, отодвинул бумаги и

сказал: - Так и сделайте. Пожалуйста, так, Захар Никитич.

Сконфуженный секретарь удалился. Левин, во время совещания с секретарем

совершенно оправившись от своего смущения, стоял, облокотившись обеими

руками на стул, и на лице его было насмешливое внимание.

- Не понимаю, не понимаю, - сказал он.

- Чего ты не понимаешь? - так же весело улыбаясь и доставая папироску,

сказал Облонский. Он ждал от Левина какой-нибудь странной выходки.

- Не понимаю, что вы делаете, - сказал Левин, пожимая плечами. - Как ты

можешь это серьезно делать ?

- Отчего?

- Да оттого, что нечего делать.

- Ты так думаешь, но мы завалены делом.

- Бумажным. Ну да, у тебя дар к этому, - прибавил Левин.

- То есть, ты думаешь, что у меня есть недостаток чего-то?

- Может быть, и да, - сказал Левин. - Но все-таки я любуюсь на твое

величие и горжусь, что у меня друг такой великий человек. Однако ты мне не

ответил на мой вопрос, - прибавил он, с отчаянным усилием прямо глядя в

глаза Облонскому.

- Ну, хорошо, хорошо. Погоди еще, и ты придешь к этому. Хорошо, как у

тебя три тысячи десятин в Каразинском уезде, да такие мускулы, да свежесть,

как у двенадцатилетней девочки, - а придешь и ты к нам. Да, так о том, что

ты спрашивал: перемены нет, но жаль, что ты так давно не был..

- А что? - испуганно спросил Левин.

- Да ничего, - отвечал Облонский. - Мы поговорим. Да ты зачем,

собственно, приехал?

- Ах, об этом тоже поговорим после, - опять до ушей покраснев, сказал

Левин.

- Ну, хорошо. Понятно, - сказал Степан Аркадьич. - Так видишь ли: я бы

позвал тебя к себе, но жена не совсем здорова. А вот что: если ты хочешь их

видеть, они, наверное, нынче в Зоологическом саду от четырех до пяти. Кити

на коньках катается. Ты поезжай туда, а я заеду, и вместе куда-нибудь

обедать.

- Прекрасно, до свидания же.

- Смотри же, ты ведь, я тебя знаю, забудешь или вдруг уедешь в деревню!

- смеясь, прокричал Степан Аркадьич.

- Нет, верно.

И, вспомнив о том, что он забыл поклониться товарищам Облонского,

только когда он был уже в дверях, Левин вышел из кабинета.

- Должно быть, очень энергический господин, - сказал Гриневич, когда

Левин вышел.

- Да, батюшка, - сказал Степан Аркадьич, покачивая головой, - вот

счастливец! Три тысячи десятин в Каразинском уезде, все впереди, и свежести

сколько! Не то что наш брат.

- Что ж вы-то жалуетесь, Степан Аркадьич?

- Да скверно, плохо, - сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув.

VI

Когда Облонский спросил у Левина, зачем он, собственно, приехал, Левин

покраснел и рассердился на себя за то, что покраснел, потому что он не мог

ответить ему: "Я приехал сделать предложение твоей свояченице", хотя он

приехал только за этим.

Дома' Левиных и Щербацких были старые дворянские московские дома' и

всегда были между собою в близких и дружеских отношениях. Связь эта

утвердилась еще больше во время студенчества Левина. Он вместе готовился и

вместе поступил в университет с молодым князем Шербацким, братом Долли и

Кити. В это время Левин часто бывал в доме Щербацких и влюбился в дом

Щербацких. Как это ни странно может показаться, но Константин Левин был

влюблен именно в дом, в семью, в особенности в женскую половину семьи

Щербацких. Сам Левин не помнил своей матери, и единственная сестра его была

старше его, так что в доме Щербацких он в первый раз увидал ту самую среду