Анна Каренина

мало, - она знает, что будет, особенно по части браков. Она, например,

предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не

хотел, а так вышло. И она - на твоей стороне.

- То есть как?

- Так, что она мало того что любит тебя, - она говорит, что Кити будет

твоею женой непременно.

При этих словах лицо Левина вдруг просияло улыбкой, тою, которая близка

к слезам умиления.

- Она это говорит! - вскрикнул Левин. - Я всегда говорил, что она

прелесть, твоя жена. Ну и довольно, довольно об этом говорить, - сказал он,

вставая с места.

- Хорошо, но садись же.

Но Левин не мог сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми шагами по

клеточке-комнате, помигал глазами, чтобы не видно было слез, и тогда только

сел опять за стол.

- Ты пойми, - сказал он, - что это не любовь. Я был влюблен, но это не

то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я

уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь как счастье,

которого не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что без этого нет

жизни. И надо решить...

- Для чего же ты уезжал?

- Ах, постой! Ах, сколько мыслей! Сколько надо спросить! Послушай. Ты

ведь не можешь представить себе, что ты сделал для меня тем, что сказал. Я

так счастлив, что даже гадок стал; я все забыл... Я нынче узнал, что брат

Николай... знаешь, он тут... я и про него забыл. Мне кажется, что и он

счастлив. Это вроде сумасшествия. Но одно ужасно... Вот ты женился, ты

знаешь это чувство... Ужасно то, что мы - старые, уже с прошедшим.. не

любви, а грехов... вдруг сближаемся с существом чистым, невинным; это

отвратительно, и поэтому нельзя не чувствовать себя недостойным.

- Ну, у тебя грехов немного.

- Ах, все-таки, - сказал Левин, - все-таки, "с отвращением читая жизнь

мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь..." Да.

- Что ж делать, так мир устроен, - сказал Степан Аркадьич.

- Одно утешение, как в этой молитве, которую я всегда любил, что не по

заслугам прости меня, а по милосердию. Так и она только простить может..

XI

Левин выпил свой бокал, и они помолчали.

- Одно еще я тебе должен сказать. Ты знаешь Вронского? - спросил Степан

Аркадьич Левина.

- Нет, не знаю. Зачем ты спрашиваешь?

- Подай другую, - обратился Степан Аркадьич к татарину, доливавшему

бокалы и вертевшемуся около них, именно когда его не нужно было.

- Зачем мне знать Вронского?

- А затем тебе знать Вронского, что это один из твоих конкурентов.

- Что такое Вронский? - сказал Левин, и лицо его из того

детски-восторженного выражения, которым только что любовался Облонский,

вдруг перешло в злое и неприятное.

- Вронский - это один из сыновей графа Кирилла Ивановича Вронского и

один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его узнал

в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно

богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем - очень милый,

добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его узнал здесь, он и

образован и очень умен; это человек, который далеко пойдет.

Левин хмурился и молчал.

- Ну-с, он появился здесь вскоре после тебя, и, как я понимаю, он по

уши влюблен в Кити, и ты понимаешь, что мать...

- Извини меня, но я не понимаю ничего, - сказал Левин, мрачно

насупливаясь. И тотчас же он вспомнил о брате Николае и о том, как он гадок,

что мог забыть о нем.

- Ты постой, постой, - сказал Степан Аркадьич, улыбаясь и трогая его

руку. - Я тебе сказал то, что я знаю, и повторяю, что в этом тонком и нежном

деле, сколько можно догадываться, мне кажется, шансы на твоей стороне.

Левин откинулся назад на стул, лицо его было бледно.

- Но я бы советовал тебе решить дело как можно скорее, - продолжал

Облонский, доливая ему бокал.

- Нет, благодарствуй, я больше не могу пить, - сказал Левин, отодвигая

свой бокал. - Я буду пьян... Ну, ты как поживаешь? - продолжал он, видимо

желая переменить разговор.

- Еще слово: во всяком случае, советую решить вопрос скорее. Нынче не

советую говорить, - сказал Степан Аркадьич. - Поезжай завтра утром,

классически, делать - предложение, и да благословит тебя бог...

- Что ж ты, все хотел на охоту ко мне приехать? Вот приезжай весной, -

сказал Левин.

Теперь он всею душой раскаивался, что начал этот разговор со Степаном

Аркадьичем. Его особенное чувство было осквернено разговором о конкуренции

какого-то петербургского офицера, предположениями и советами Степана

Аркадьича.

Степан Аркадьич улыбнулся. Он понимал, что делалось в душе Левина.

- Приеду когда-нибудь, - сказал он. - Да, брат, - женщины - это винт,

на котором все вертится. Вот и мое дело плохо, очень плохо. И все от женщин.

Ты мне скажи откровенно, - продолжал он, достав сигару и держась одною рукой

за бокал, - ты мне дай совет.

- Но в чем же?

- Вот в чем. Положим, ты женат, ты любишь жену, но ты увлекся другою

женщиной...

- Извини, но я решительно не понимаю этого, как бы... все равно как не

понимаю, как бы я теперь, наевшись, тут же пошел мимо калачной и украл бы

калач.