Анна-Мария вскочила с аппаратом в руках. Петух, окаменев посреди стола, ждал ее, повернувшись боком.
— Меня посылают в Германию с оккупационными войсками, — сказал Жако, когда она вернулась на место. — Хотите поехать туда потренироваться? Мы скажем, что вы репортер.
— Какой газеты?
— Любой…
— Лучше, как будто я фоторепортер Агентства…
— Воля ваша.
Жако улыбался. Она сказала «как будто», словно маленькие девочки, когда они играют: «как будто» они пришли в гости или на прием к врачу.
— Я еду на юг, где война прошла стороной. Увидите, вам будет там хорошо. Признаюсь, я с радостью покидаю Берлин. Жить среди развалин в конце концов становится невыносимым. Нельзя существовать среди хаоса.
— Развалины хороши только тепленькими.
Жако посмотрел на нее: да она, оказывается, цинична, эта девица, не забывшая родительских наставлений. Один бог знает, что у нее на уме!
— Анну-Марию не узнать, — говорил полковник Вуарон. — Мы с тобой помним ее еще с того времени, когда Женни жила у нее на улице Рен… Переезд с улицы Рен в колонии — сущая бессмыслица.
— При таком желчном характере, как у ее супруга, только и жить в колониях… Я всегда очень жалел Аммами, она такая милая женщина; ущипни меня, а то мне кажется, что все это сон — Жако — полковник, Аммами дралась с немцами, а у меня, вечного первого любовника вечной Комеди Франсез, все еще не сгибается рука… Кстати, скажу тебе одну вещь, которую пока еще держу втайне: я бросаю театр. Буду сниматься в кино. Великие традиции — вещь прекрасная, но оплачивается она плохо. И не век же я буду молодым первым любовником.
— Ты все еще хорош собой…
— Не жалуюсь… Женни — одна из величайших актрис нашего века, была киноактрисой…
— Ее приглашали в Комеди Франсез…
— Да, правда… Но, видишь ли, она не приняла приглашения!
— Вижу, что ты еще не окончательно решил… У тебя впереди много времени, Франсис… Я делаю тебе комплименты, как женщине, но актер — почти что женщина… У тебя впереди много времени, баррикады Освобождения пошли тебе на пользу, теперь ты — мужчина…
Прекрасная ночь. Сидя на террасе, полковник и актер не спеша потягивали вино. На вилле оказались французские спиртные напитки: промышленник, хозяин виллы, побывав на фронте, захватил их во Франции, а французы отобрали их вместе с виллой у промышленника.
Днем на этой террасе, несмотря на оранжевые зонты, стояла невыносимая жара, и в саду, лишенном тени, тоже нестерпимо палило солнце. Промышленник выстроил виллу недавно, и деревья, которые он насадил, еще не успели разрастись. Поскольку сад был весь открыт солнцу, полковник приказал посадить у террасы оранжевые цветы. Подальше росли картофель и салат. Но в ночной темноте не было видно, что цветы оранжевые. Видно было лишь необъятное черное небо и облака, пенившиеся под круглой луной. Она плыла по небу, театрально освещая укрепленный замок на вершине горы.
— А что делает здесь Анна-Мария?
— Приехала под видом фоторепортера… появилась сегодня утром и тут же попросила у меня машину, ей хочется все осмотреть… А ты не находишь, что она сильно изменилась?
— Последний раз я видел ее в Париже, сразу же после Освобождения. Рука у меня еще была на перевязи. Ничего особенного я не заметил. Когда знаешь человека уже столько времени… Жаль, что ее нет, я был бы очень рад повидать ее, нашу славную Аммами… Но в котором же часу возвращаются твои пансионеры, ведь уже одиннадцать! Дисциплинка у вас хромает! Пожелаю тебе спокойной ночи, завтра в шесть я уезжаю. Празднества в Ландау доконали меня, ты знаешь де Латтра…
Они вошли в дом через широкие стеклянные двери виллы, ярко-белой под луной. Большие комнаты тоже были залиты лунным светом.
— Лотта! — крикнул полковник, войдя в освещенный холл. — Не знаю, куда она повесила твой плащ… Лотта!
На верху лестницы появилась горничная и торопливо сбежала вниз.
— Неплохо вы устроились, — сказал актер, с удивлением глядя на горничную в прозрачном, расстегнутом халатике, открывавшем голые ноги.
— Холостяцкий дом… — равнодушно отозвался полковник.
Легонько вздыхая спросонья, Лотта принесла плащ и отперла дверь. Заскрипел песок под ногами, два ночных сторожа, немцы в штатском, стали навытяжку. Большая машина полковника ждала у подъезда, за рулем сидел шофер в военной форме.
— Небо совсем розовое, — сказал полковник, — еще не погасили иллюминацию. Спустись к реке, увидишь, как красиво. Надо же показать бошам, что если уж мы за что-нибудь беремся, то у нас получается лучше, чем у них…
— Как у вас здесь насчет комендантского часа? А вдруг твои варвары пошлют мне вдогонку пулю!
— Не беспокойся, комендантский час у нас понятие довольно растяжимое… К тому же у шофера на руках все, что требуется. До свиданья, Франсис. Анна-Мария, я уверен, огорчится, что ты ее не застал.
— До свиданья, Жако, передай ей от меня большой привет…