Анна в кроваво-алом

– Со мной все в порядке, – говорю я и приподнимаюсь с минимальными усилиями. – Бывал в переделках и похуже.

На другой стороне его комнаты Морвран, стоящий спиной ко всем нам с подчеркнуто занятым видом, фыркает:

– Маловероятно. – Он оборачивается. Очки в проволочной оправе сползли почти на самый кончик носа. – И из этой «переделки» ты еще не выбрался. Тебя обеадили.

Томас, Кармель и я дружно делаем то, что бывает, когда человек говорит на незнакомом языке, – переглядываемся, а затем произносим:

– А?

– Обеа, парень, – рявкает Морвран. – Вест-индская магия вуду. Твое счастье, что я провел шесть лет на Ангилье[38] с Жюльеном Батистом[39]. Вот это был настоящий обеат.

Потягиваюсь и сажусь прямее. За исключением легкой болезненности в спине и боку и слегка плывущей головы, я чувствую себя хорошо.

– Меня обеадил обеат? Это типа как смурфы[40] говорят, что они все время смурфно смурфят?

– Не шути, Кассио.

Это мама. Вид у нее ужасный. Она плакала. Ненавижу, когда она плачет.

– Я по-прежнему не знаю, как он попал в дом, – говорит она. – Мы всегда были так осторожны. И барьерные чары работали. Сработали же они на Анну.

– Это было потрясающее заклинание, миссис Лоувуд, – мягко откликается Анна. – Мне бы в жизни тот порог не переступить. Как бы мне того ни хотелось. – Когда она произносит последнюю фразу, зрачки у нее становятся на три тона темнее.

– Что случилось? Что случилось после того, как я вырубился? – Теперь мне интересно. Облегчение от того, что я не умер, развеялось.

– Я велела ему выйти и встретиться со мной лицом к лицу. Он не принял вызова. Просто улыбался этой своей ужасной улыбкой. А затем пропал. Только дым остался. – Анна поворачивается к Морврану: – Что он такое?

– Он был обеатом. Что он представляет собой сейчас, я не знаю. Все ограничения он оставил вместе с телом. Теперь он только сила.

– А что именно означает «обеа»? – спрашивает Кармель. – Или я одна тут не в курсе?

– Это просто другое название вуду, – говорю я, и Морвран бьет кулаком по деревянному углу конторки.

– Если ты так думаешь, значит, ты все равно что мертв.

– О чем вы говорите? – Неуверенно, но поднимаюсь на ноги, и Анна берет меня за руку. Такие разговоры лежа не ведут.

– Обеа – это вуду, – объясняет он. – Но вуду – это не обеа. Вуду – всего лишь афро-карибское колдовство. Оно следует тем же правилам, что и магия, которую практикуем мы все. У обеа правил нет. Вуду перекачивает силу. А обеа является силой. Обеат не перекачивает всякое, он вбирает его в себя. Он сам становится источником силы.

– Но крест… я нашел черный крест, как ваш для Папы Легбы.

Морвран отмахивается:

– Начинал он, вероятно, как колдун вуду. Теперь он нечто большее, гораздо большее. В дерьмовую историю ты нас втянул.

– В смысле я нас втянул? – удивляюсь я. – Это же не я его вызвал: «Эй, парень, убивший моего папу, приди и терроризируй меня и моих друзей».

– Ты привел его сюда, – рычит Морвран. – Он был с тобой все время. – Он гневно смотрит на атам у меня в руке. – Ехал в этом проклятом ноже.

Нет. Нет. Не может такого быть. Я понимаю, о чем он сейчас говорит, но это не может быть правдой. Атам тяжелый – тяжелее, чем раньше. Краем глаза вижу блик на лезвии, он кажется скрытным и предательским. Морвран говорит, что обеат и мой атам связаны.

Мозг отказывается это принимать, хотя я и понимаю, что старик прав. Зачем бы еще он принес мне нож обратно? Откуда бы еще Анна почуяла дым, когда он ее порезал? Она говорила, что клинок привязан к чему-то еще. К чему-то темному. Я думал, это просто внутренняя сила ножа.

– Он убил моего отца, – слышу я собственный голос.

– Разумеется, убил, – рявкает Морвран. – Как, по-твоему, он изначально прицепился к этому ножу?

Ничего не говорю. Морвран смотрит на меня, как бы говоря «сложи два и два, гений». До всех до нас рано или поздно доходит. Только вот я пришел в себя всего пять минут назад, так что уж дайте мне поблажку.

– Это из-за твоего отца, – шепчет мама. И затем более конкретно: – Потому что он съел твоего отца.

– Плоть, – говорит Томас, и глаза у него вспыхивают. Он смотрит на Морврана в поисках одобрения и продолжает: – Он пожиратель плоти. Плоть – это сила. Суть. Когда он съел твоего отца, он забрал себе его силу. – Он смотрит на мой атам так, словно видит его впервые. – Эта штука, которую ты называл своей кровной связью, Кас. Теперь он тоже с ней связан. Она и сейчас питает его.

– Нет, – слабым голосом говорю я.

Томас смотрит на меня с беспомощным извинением в глазах, как бы говоря мне, что он не нарочно.

– Погодите, – перебивает Кармель. – Вы хотите сказать, что в этой штуке есть частицы Уилла и Чейза? Типа, он носит часть их с собой? – Она явно в ужасе.