Аннабелла

Но Сильви ничего не слышала, не видела, она сидела за столом, полностью погрузившись в ворох бумаг, заполняла либо пустые графы по налогам, либо писала новую лекцию на предстоящий симпозиум. Сидя напротив, Иза, покачивая на кончике большого пальца ноги пуховый тапочек, наносила себе на губы яркую губную помаду, вытирая время от времени кончики рта салфеткой. Он же, проходя за спиной супруги, посылал ей воздушный поцелуй, на что она деланно хмурила брови.

Теперь, когда Сильви его отчитывала по пустякам – за разбитую чашку, немытую посуду или несвежий хлеб, он снисходительно её выслушивал, улыбаясь всякий раз, и мысленно ехидничал – теперь мы с тобой квиты, дорогуша. Ах, ты так – придираться по мелочам, а я тебе этак – изменяю теперь.

Так длилось некоторое время, пока они настолько не осмелели, что потеряли чувство осторожности, и однажды попались – глупо и безнадёжно. Сильви, как обычно, с утра укатила на очередной семинар на неделю в Руан, что на севере, в ста тридцати километрах от Парижа, и беспечные любовники, вдоволь накувыркавшись в квартире, счастливо заснули в обнимку на супружеской кровати. В тот день Сильви, сидя в лекторском зале университета прямо перед трибуной, где докладчик уныло рассказывал об особенностях художественного перевода, внезапно себя плохо почувствовала, ей стало дурно, и она чуть не потеряла сознание. Её сразу подхватили, дали выпить стакан с водой, вскоре за ней приехали пожарники и увезли в отделение скорой помощи. После анализа крови, мочи и давления её быстро отпустили, не найдя ничего существенного. На прощание врач посоветовал хорошенько отдохнуть и угостил чашечкой кофе из аппарата, что стоял в больничном коридоре. Приехала она домой поздно ночью, успев перекусить по дороге в McDonald’s, тихонько открыла дверь, чтобы не разбудить ребёнка, разулась и прошла в спальню, где спали обнажённые любовники на помятой постели с раскрытым настежь окном с трепыхающейся от ветра шёлковой занавеской.

Она стояла несколько минут, смотрела на них, в голове один за другим теснились глупые мысли: может, она зашла на пару минут и случайно здесь заснула, спать на диване крайне неудобно, вот поэтому она тут. Она пыталась думать всё, что угодно, но только не измену, настолько для неё это было подло и низко – изменить ей с её лучшей подругой. Внутри всё сжалось от сильного волнения, к горлу подкатил рвотный ком. Она попробовала часто дышать, чтобы успокоиться, но поняла, что бесполезно, бросилась в ванную, склонилась над раковиной. Вырвало всё, что ела час назад. Произошло засорение, вода не сливалась. Согнувшись вдвое от колик в животе, она прошла на кухню, опрокинув по дороге поднос с грязной посудой, что был на столе, села на табуретку, держась обеими руками за живот и, молча тряся головой, зарыдала.

Полуодетые, они оба прибежали на кухню и стали успокаивать её, просили прощения, врали, что это первый раз и больше такого никогда не повторится. Перестав рыдать и взяв себя в руки, она посмотрела на обоих холодным взглядом и, чеканя каждое слово ледяным голосом, сказала Изабелле:

– А тебя я не то что видеть не хочу, но даже слышать о тебе больше не желаю, уйди из моей жизни прямо сейчас, жалкая потаскушка.

После того как за ней захлопнулась дверь, Сильви встала и отвесила звонкую пощёчину Карену, на которую он поначалу никак не среагировал, а потом со злостью схватил табуретку, ударил ею по кухонному шкафу с тарелками, сломав стеклянную узорную дверцу и добрую половину блюдец со стаканами, что были в нём. От звона разбитого стекла проснулся перепуганный ребёнок и стал истошно орать.

– Собирай свои вещички и уматывай из моего дома в свою страну, где нет секса, жалкий эмигрантишка, – зашипела она, переходя в крик, и в голосе её чувствовалась твёрдость, которую он раньше за ней не замечал.

Утром, поцеловав на прощание дочку, с небольшим чемоданом и плащом, перекинутым через руку, он вышел из дома и пошёл по ru de la Paix навстречу новой жизни с горечью в сердце и с непонятной лёгкостью в душе, до конца ещё не осознавая всю сложность ситуации, в которой он оказался. Ни крыши над головой, ни семьи, ни денег, ни друзей и ни родителей. «Начну новую жизнь с Изабель, чем она мне не подходящая пара», – думал он, улыбаясь чему-то своему, шагая в направлении её дома.

Увидев в двери Карена с букетом цветов в руках, Изабель сначала неприятно удивилась, но, задумавшись на секунду, в дом всё-таки впустила. На кухне, где он пил кофе с чёрствым круассаном, она, обрезая красные розы, прежде чем их поставить в вазу, как бы случайно ему заметила:

– Очень красивые цветы, – стрельнув исподлобья на него, – надеюсь, ты ко мне ненадолго.

Испортив тем самым ему настроение до самого вечера, вплоть до того момента, когда они, уставшие от ласк, заснули в обнимку.