– Понимаю вас, господин президент. Но с другой стороны, самолет, возникающий из ниоткуда, точная копия первого, со всеми его пассажирами и самым последним пятнышком кетчупа на ковровом покрытии, это тоже невесть что. Позвольте объяснить формулу, которую я написал на доске?
– Вперед, – в ярости фыркает президент. – И побыстрее.
– Я изложу вам общую идею. Я хочу показать, что с большой долей вероятности мы тоже являемся симулированными сознаниями. У технической цивилизации есть только три варианта судьбы: она конечно же может угаснуть до достижения технологической зрелости, что мы так великолепно продемонстрировали при помощи загрязнения атмосферы, глобального потепления, шестого вымирания и тому подобного. Лично я считаю, что, симуляции мы или нет, мы все равно исчезнем.
Президент пожимает плечами, Уэсли продолжает:
– Но дело не в этом. Давайте предположим все же, что одна из тысячи цивилизаций не уничтожит себя самостоятельно. Она достигнет посттехнологической стадии и обзаведется сверхмощными компьютерами. Предположим также, что среди всех уцелевших цивилизаций только одна из тысячи испытывает желание симулировать “предков” или “конкурентов своих предков”. Тогда эта техническая цивилизация, одна на миллион, сама по себе сможет симулировать, скажем, миллиард “виртуальных цивилизаций”. А под “виртуальной цивилизацией” я понимаю всякий раз сотни виртуальных тысячелетий, в течение которых сменяют друг друга миллионы виртуальных поколений, порождающих, в свою очередь, сотни миллиардов столь же виртуальных мыслящих существ. Например, за пятьдесят тысяч лет существования по Земле ходили менее ста миллиардов кроманьонцев. Симулирование кроманьонцев, то есть нас, это всего лишь вопрос вычислительных мощностей. Вы понимаете?
Уэсли не смотрит на экран и продолжает, не видя, как президент закатывает глаза:
– И вот что важно: гипертехническая цивилизация может симулировать в тысячу раз больше “фальшивых цивилизаций”, чем существует “настоящих”. Это значит, что если мы возьмем наугад “думающий мозг”, мой, ваш, у него будет 999 шансов из тысячи оказаться виртуальным и один из тысячи – настоящим. Иными словами, утверждение Декарта
Президент не отвечает. Уэсли смотрит на его упертую рассерженную физиономию и заключает:
– Видите ли, господин президент, я знал об этой гипотезе и до сегодняшнего дня оценивал как один к десяти вероятность того, что наше существование – всего лишь программа на некоем жестком диске. Теперь же, исходя из возникшей “аномалии”, я уже почти уверен в этом. Кстати, этим можно объяснить и парадокс Ферми: если мы так никогда и не встретились с инопланетянами, то только потому, что в нашей симуляции их существование не запрограммировано. Я даже думаю, что мы проходим своеобразный тест. Более того, скорее всего, эта симуляция предлагает нам пройти тест именно потому, что теперь мы готовы допустить, что мы суть программы. И хорошо бы нам пройти его или, по крайней мере, сделать с ним что-нибудь интересное.
– А почему? – спрашивает Сильверия.
– А потому, что если мы его провалим, начальники этой симуляции вполне могут ее просто выключить.
Стол № 14
“Близкие контакты третьей степени”, правда, что ли?
Вернувшись после собеседования, Виктор сам не знал, плакать ему или смеяться. Не имея уверенности в завтрашнем дне, писатель решил составить, не поддаваясь эмоциям, длинный перечень того, что происходит в этом ангаре. Какое странное слово “ангар”. Оно недалеко ушло от аркана и барана. Он достал блокнот и ручку и, стараясь абстрагироваться от криков и шума вокруг, написал: “Попытка исчерпания одного невероятного места”.
Ну нет. Зачем вечно держаться в тени Перека[22]
? Почему он никак не может освободиться от сторонних влияний, от фигуры отца-покровителя? Почему он то боится прослыть самозванцем, то превращается в ребенка, жаждущего посвящения в рыцари?Месель не спеша выводит слово “Авиарежим”.