А вон та девушка – главная за столом номер 14, Виктор уверен. Тридцать с хвостиком, шатенка, тонкая как тростинка, – он тут же злится на себя за этот штамп. Она напоминает ему другую девушку, с которой он познакомился несколько лет назад на коллоквиуме переводчиков, она тогда поразила его в самое сердце, но с тех пор он так ее и не разыскал. Тоска – злодейка. Она заставляет поверить, что жизнь имеет смысл. Виктора словно магнитом к ней тянет, он садится рядом, впрочем, суть влечения и состоит как раз в постоянном желании сократить дистанцию.
Он попытался завязать разговор. Нет, она как все, ей ничего не известно, и, скорчив недовольную гримасу, она снова утыкается в книгу. Она тут не одна – с ней элегантный мужчина лет шестидесяти, но вряд ли отец, он догадался об этом по его подчеркнутой предупредительности и по тому, как он зыркнул на Виктора, когда тот к ней обратился. Ему не удалось скрыть легкий инстинктивный всплеск тревоги. Они знакомятся. Он архитектор. Виктор слышал о нем, но никогда не видел его работ. Ему скучен мир бетона и стекла. Иногда, сидя за переводом, он спотыкается о какой-нибудь технический термин – архитрав или гонт, например, лезет в словарь и тут же о них забывает. Виктор наблюдает за ним, и хоть архитектор вполне хорош собой, по нему заметно, как старость проступает сквозь тонкую кожу рук и морщинистый лоб. Но ему наверняка столько лет, сколько она ему дает. Что она в нем нашла? Что мы вообще знаем о влечении женщины к мужчине?
Архитектор встает и спрашивает свою спутницу, не хочет ли она кофе, поскольку солдаты как раз установили автоматы. Она мотает головой, он не спеша уходит. Виктор догадывается, что это такой элегантный жест, он дает ей отдохнуть от себя. Сидение в четырех стенах и так угнетает, незачем еще донимать ее своей заботой.
Хм, книга у нее в руках – роман Кутзее. Виктор его еще не читал.
– Вам нравится? – спрашивает он.
– Что?
– Новый Кутзее?
– Да, – отвечает она, – но меньше, чем “Бесчестье”.
– Согласен, – отвечает Виктор, – это лучший его роман, правда?
– Просто шедевр, – подтверждает она и отворачивается.
Виктор понимает, что надоел ей, и не настаивает, снова берет блокнот и пишет, без всякой иронии, слово “бесчестье”.
E pur si muove[29]
Джейми Пудловски и ее команда собрали в подземной Ситуационной комнате Белого дома двенадцать мужчин, каждый из которых твердо убежден, что он, слава Богу, был рожден в правильной религии: тут два кардинала, два раввина – либеральный и традиционалист, – православный поп, лютеранский пастор, баптист, мормонский апостол, три мусульманских мудреца – суннит, салафит и шиит – и два буддийских монаха – приверженцы Ваджраяны и Махаяны. На столе кофе в большом количестве. Правда, Пудловски все-таки умудрилась поспать сорок минут в вертолете.
Пудловски, ответственная за разработку психологических операций, встревожена. Прямолинейный путь чурается выбоин, а темнота не терпит необъяснимого. Незыблемый Закон упрямо бьется о космические завихрения и прогресс знаний. Где в Торе, Новом Завете, Коране и прочих откровениях найти хоть малейшее высказывание, загадочную суру или туманный стих, предсказывающие или оправдывающие тот факт, что в лазурном небе возникает вдруг самолет, идентичный во всех отношениях другому, приземлившемуся тремя месяцами ранее?
Когда народы Америки столкнулись, на свою беду, с Христофором Колумбом, а потом со стаями конкистадоров, провозвестником которых он явился, католической церкви пришлось-таки найти в священных текстах объяснение их существованию. Конечно, если верить Павлу, Евангелие было услышано “по всей земле”, но каким же образом, черт побери, трое сыновей Ноя, Сим, Хам и Иафет, умудрились заселить всю землю, как этим паршивцам удалось расплодиться аж до самой Вест-Индии? Были ли эти новые люди потерянными коленами Израилевыми, о которых говорится в четвертой книге Ездры, этом апокрифическом Апокалипсисе, упомянутом в сочинениях Тертуллиана? В конце концов они отыскали в Евангелии от Иоанна подходящую формулировку, и она всех устроила: у Иисуса были “и другие овцы, которые не сего двора”[30]
.Джейми Пудловски – католичка по отцу и еврейка по матери.