Аномалия

София Марч и София Джун играют, лежа на полу. В таком возрасте, решили когнитивисты, дети не боятся новизны, и в Другом не видят еще врага. Таким образом, Бетти уже не просто рептилия, а трансфертный объект, который квакает очень по делу. Кроме того, Эйфелева башня в аквариуме оснащена теперь отличным микрофоном. Психологини полдничают, стараясь не мешать. Они сидят за столом, пожирают маффины с шоколадной крошкой, запивают их апельсиновым соком и делают вид, что вообще не обращают внимания на девочек, похожих как две капли воды. А девочки сравнивают все подряд – свои воспоминания, вкусы, знания. А помнишь день рождения Нормы? Какое у тебя любимое мороженое? А знаешь, что такое anaxyrus debilis?

Сначала им не удавалось подловить друг друга. Но вскоре София Марч поняла, что ей одной известно, что произошло за последние несколько месяцев. Она нашла в другой Софии слабое место и торжествует. Зато ты не помнишь, что Лиам сказал на моем дне рождения! И что мама мне подарила!

Она ликует, София Джун уничтожена. Но внезапно она придумывает, как нанести контрудар, и говорит тихо, но с вызовом:

– А тебя папа заставил поклясться, что ты кое-что никому не скажешь, особенно маме?

София Джун шепчет что-то на ухо Софии Марч.

Детские психологини только того и ждали, они замирают, изо всех сил пытаясь не смотреть на девочек. На их планшетах еле слышная фраза сразу распознается и появляется в виде субтитров. Да, это детские слова, но смысл их однозначен.

София Марч мотает головой, встает, кричит:

– Ты не имеешь права говорить об этом!

– Нет, имею.

– Это неправда, неправда!

– Что неправда, София? – как ни в чем не бывало спрашивает одна психологиня мягким успокаивающим тоном, и, конечно, услышав свое имя, обе девочки одновременно оборачиваются.

София Марч в ярости опрокидывает чашки, орет на другую Софию:

– Заткнись! Заткнись! Папа запретил об этом говорить. Это секрет.

Вторая София замыкается в себе, в ужасе опускает глаза. Игры закончены. Бетти больше не квакает.

– Пойдем прогуляемся, – предлагает психологиня и берет за руку Софию Джун. – Давай спросим маму, может быть, она захочет с нами.

* * *

Секрет – это Париж. Софии не понравилось.

Сначала она беспокоилась о Бетти, которая осталась дома одна, в компании жалких личинок, запущенных ей в аквариум, чтобы она могла продержаться десять дней. А потом, когда Лиам захотел покататься на кораблике по Сене, папа решил, что София останется с ним в отеле, потому что ее “наверняка укачает”. И когда мама повела Лиама на второй этаж Эйфелевой башни, он запретил ей идти с ними, потому что она “устала”, да и в любом случае “их башня ниже любого из наших небоскребов”. Каждый раз он уводил ее в ванную комнату и просил залезть в горячую воду. Софии не нравилось сидеть голой в ванне вместе с отцом, который тоже раздевался догола. Он долго намыливал ее, во всех местах. Я уже чистая, папа, хватит. Очень хорошо, моя милая, ты тоже давай меня намыль, только не говори маме, это наш секрет. София пыталась не смотреть на его тело, а ее руки – забыть то, что им велят научиться делать. Она цеплялась взглядом за что попало, особенно за хромированную вешалку, бутылку с марсельским мылом, за позолоченные краны.

А потом, в мае, когда отец вернулся из Ирака, Софии Марч не понравилось и в ванной комнате у них дома в Ховард-Бич. Там она тоже изучила каждую трещинку в краске, каждый блик неонового плафона, все шероховатости на небесно-голубой плитке. Она ненавидит ванные запахи – мыла, шампуня, все-все запахи. Но это секрет.

Слимбойз

Понедельник, 28 июня 2021 года.

Лондон, Кенсингтон, Стратфорд-роуд

– Возьмите роллы, мистер Кадуна, – говорит человек из МИ-6, протягивая Слимбою Марчу блюдо с суши. – Это лучший японский кейтеринг в Кенсингтоне. “Ишими” на острове Виктория им в подметки не годится.

Но музыкант продолжает бушевать. Если он и согласился подняться в Лагосе на борт частного самолета, захватив свою двенадцатиструнную “Тейлор” и “Гибсон Хаммингберд”, то только потому, что ему посулили дуэт с живой легендой поп-музыки. Когда они оказались на английской земле, этот высокий негр с оксфордским выговором всю дорогу до викторианского особняка у Холланд-парка рта не закрывал. Но теперь уже он нес какую-то муть про “уникальную ситуацию” и “невероятное явление”, а об Элтоне Джоне молчок. Но не все еще потеряно: в доме посреди гостиной царит сказочный красный “ Стейнвей”.

– Вы привезли меня в Лондон и даже не устроите мне встречу с Элтоном? Я ж весь полет репетировал.