Чистая правда, все пять часов Слимбой работал в самолете над
– Мы находимся в охраняемом помещении, но не беспокойтесь, сэр Элтон Джон скоро приедет, – вздыхает агент спецслужб. – И вот вам доказательство – поверьте, в квартирах “Интеллидженс сервис” никогда не бывает пианино.
– Значит, это действительно был его частный самолет?
– Разумеется. Видели там кресла из розовой кожи? Но вы по… Вы поняли, что я вам сказал? Вы готовы к очной ставке, мистер Кадуна?
– Давайте уже условимся раз и навсегда: никакой я не мистер Кадуна, – злится Слимбой. – А ваше настоящее имя Джон Грей?
– Можете называть меня Джоном, – говорит агент, махнув рукой офицеру на входе.
Когда появляется другой Слимбой, первый делает шаг назад. Второй застывает на месте. Они долго рассматривают и изучают друг друга. Фрейд говорит о волнующей странности, о нарциссическом двойнике и внутреннем зеркале. Ничто из этого в данном случае не подходит однозначно. Странность их не волнует, двойник не привлекает – слишком он тощий, слишком длинный, даже слишком молодой, такие не в их вкусе.
Слимбой Джун заходит наконец внутрь, идет к окну, из которого видны старые дубы Эдвардс-сквера, по пути хватает с блюда маки и подносит ко рту, не спуская глаз с Марча.
Слимбой Марч садится, тоже берет маки, и маленькие рисовые штучки тают на глазах. Агент МИ-6 такого не ожидал. Британец думал, что они засомневаются, начнут задавать вопросы, искать изъяны, проверять, не надувательство ли это, но нет. Необычное их не удивляет, маловероятное не вызывает тревоги. Разве что пробуждает аппетит.
Суши вскоре закончились. Слимбой Джун, не говоря ни слова, показывает белесый шрам на запястье. И смотрит вопросительно.
– Том, – просто отвечает ему второй и засучивает рукав, открывая ту же блестящую полоску. И повторяет: – Том. Сам знаешь.
Да, Слимбой Джун знает, и знает это только он: после убийства Тома он не хотел жить и порезал себе вены. Мать спасла его. Он скрепляет их пакт географическим уточнением:
– Это было в Ибадане.
Они грустно улыбаются друг другу. Это улыбка сообщников, дружеская, братская улыбка. Наконец можно не лгать, ничего не скрывать, ничего не стыдиться. Мир не изменился, но они оба чувствуют, что стали сильнее. Слимбой Марч встает, идет за гитарами, передает двенадцатиструнную Джуну.
–
– С Дрейком, с Эминемом, с Бейонсе. В мае я пел на фестивале “АфроРепаблик” в Лондоне. И через две недели начинаю сниматься в главной роли в романтическом фильме “Нолливуда” “Свадьба в Лагосе”. Я подписал новый контракт с
Слимбой Джун улыбается. Он вспомнил анекдот об американцах на Марсе – высадившись, они натыкаются там на двух парней из Лагоса, заключающих контракт.
– Глянь. – Слимбой Марч расстегивает молнию на худи, открывая на груди слова
Они хохочут. А все благодаря
– Я тоже написал песню. В ангаре, где нас держали.
– “Красивые парни”? То есть ты тоже гей?
Первый играет мелодию, поет в мажоре, второй моментально подбирает второй голос, импровизирует на аккордовой сетке. Они перекликаются и, дополняя друг друга, не пытаются выделиться и вместе завершают свой дуэт фейд-аутом.
– Постой! – вдруг просияв, говорит Марч. – Давай объявим, что мы близнецы. Так будет намного проще. В конце концов, мы оба с тобой йоруба.