Аномальщики: Мутный Лес

– Вернулись, – невозмутимо пуская в потолок сизые кольца табачного дыма, подтвердил Илья. – Инженер, два техника и проводник из наших. В недобром 1935-ом году. Самого Синицына, выслушав очень внимательно, тут же определили в сумасшедший дом, мол, крыша совсем съехала от регулярного и беспробудного пьянства. А остальных арестовали и это…. Как там его? Репрессировали, вот. То есть, отправили – безвозвратно и навсегда – в далёкую Сибирь. За что, интересуешься, репрессировали? За злостный саботаж, понятное дело. Чтобы не смущали честных советских оленеводов глупыми рассказами и несусветными байками.

– А о чём были те байки-рассказы?

– Много о чём. В основном, о всяких подозрительных глупостях, не имевших ни малейшего отношения к строительству коммунизма…. Значит, молодой геолог, тебе надо попасть на берег Облямбино?

– Надо. Начальство приказало.

– Приказ начальства – дело святое. Понимаю…. А Злого Духа с огромной змеиной головой не боишься?

– Я постараюсь быть осторожным, – пообещал Лазаренко. – Ну, очень-очень осторожным…. Так как, товарищ Озеров? Покажешь дорогу?

– Провожу, пожалуй, – помолчав с минуту, решил председатель ловозёрского сельсовета. – Ты же упрямый. Видно по глазам. В любом случае, отправишься в путь…. Но только доведу не до самого Облямбино, а до горного перевала, ближайшего к этому нехорошему озеру. А дорогу обратно сам найдёшь, не маленький.

– Постараюсь…

На маршрут они вышли на рассвете, по холодной утренней росе, в так называемый час волка. Над ловозёрской тундрой лениво клубился рваный молочно-белый туман, через прорехи в котором – тут и там – проглядывали тёмно-бурые приземистые фигурки.

– Северные олешки вышли на завтрак, – охотно пояснил Озеров. – Сейчас вокруг Ловозера пасётся основное стадо. Голов, наверное, три с половиной тысячи. А в июне будем кочевать на северо-восток, к тамошним богатым пастбищам. Вот, я и решил заранее проехаться в ту сторону. Осмотреться, прикинуть, посмотреть – что там с речками и ручьями. Годятся ли прошлогодние броды для сегодняшней переправы…. Заодно и тебя, беспокойного, провожу до нужного перевала. Обратно же буду возвращаться другой дорогой, сделав полукруг по тундре. Так что, до Ловозера будешь добираться самостоятельно. Извини.

– Зачем ты извиняешься? – удивился Иван. – Важные дела навалились. Я всё понимаю.

– Я потому и извиняюсь, что тоже всё понимаю, – печально вздохнул Илья. – Ладно, проехали, геолог…. Пожалуй, договоримся так. Если ты не вернёшься в Ловозеро через две недели, то я подниму тревогу. То есть, сообщу о твоей пропаже в Кандалакшу, начальникам. Пусть они там и решают, что делать дальше. Вертолёт со спасателями, к примеру, высылать. Или ещё что…. Устраивает такой расклад?

– Вполне.

– Тогда выступаем…

Походную колонну самолично возглавлял Ильюшка Озеров. За ним, выстроившись в цепочку, шествовали четыре рослых северных оленя, равномерно нагружённых разнообразным скарбом. Замыкающим – со старенькой двустволкой на плече – шагал Лазаренко.

Сопки – покатые, горбатые, всякие. Холодные ручьи, через которые приходилось перебираться вброд. Сосново-еловое мелколесье. Мшистые скучные болотца. Беспрестанно жужжащие полчища комаров и гнуса…

Комары, впрочем, почти не донимали – перед самым стартом Илья выдал спутнику пол-литровую стеклянную бутылку, на три четверти заполненную какой-то белёсо-мутной жидкостью, и коротко проинструктировал по способу применения:

– По чуть-чуть выливать на ладонь и протирать открытую кожу. Как часто? Да, как хочешь. Твои дела.

Неизвестная жидкость противно воняла тухлой рыбой, но всех кровососущих насекомых отпугивала качественно.

Гудящие от усталости ноги, короткие привалы, перекусы на скорую руку. Ночёвки у дымных походных костров, утренний холод, капли ленивого дождя в лицо. А когда приходилось, обходя топкие болота, подниматься на склон очередной сопки, дождик коварно преобразовывался в противный мокрый снег…

Во время второго ночного привала – уже после сытного ужина, перед тем, как лечь спать – Озеров, с удовольствием дымя короткой курительной трубкой, рассказывал: