— Что?! Нет! Остановитесь, месье Жак… Что вы делаете?! — в панике воскликнул послушник, и это было последнее, что он смог произнести. Жёсткая, не терпящая возражений ладонь сдавила его губы и челюсти, едва позволяя дышать, и в этот момент Луи де Перуа понял, что шутки закончились. Он забился, затрясся в бессильных попытках освободиться от свихнувшегося мужчины, чем заслужил лишь сильный, хлёсткий, до горечи неожиданный удар по лицу. Его голова мотнулась, язык ощутил вкус сочащейся внутрь крови.
— Молчи, дьяволёнок, — зло зашептал месье Русто, безумно вращая налитыми кровью глазами, тут же с силой зажимая разбитый рот снова. Его сухие, узловатые пальцы размазывали алое по прекрасному лицу, и от этого оно казалось ему лишь ещё прекраснее. Невыносимо, до дрожи. — Будешь хорошим мальчиком — оставлю тебя в сознании, — рычаще шептал мужчина, вязко проводя по скуле длинным языком, слизывая слёзы и кровь. — Но если будешь и дальше дёргаться и кричать — на этот случай у меня в кармане платок, от которого ты потеряешь сознание на время, достаточное, чтобы закончить здесь и закинуть твоё тело в мой экипаж. Тебя спасает лишь то, что в меру сопротивляющиеся мальчики заводят меня куда больше бездыханного мешка подо мной. Усёк?! — рыкнул он, обрушивая на лицо Луи ещё один неожиданный в своей жестокости удар. Голова юноши мотнулась, и в глазах потемнело. «Скорее, скорее, молю вас…» — билась единственная мысль, что засела в его голове, хотя сознание уже целиком было сковано страхом. «Поторопитесь, прошу…» — молил он бессловесно, ощущая, как ткань подрясника разрывают, а нижние панталоны стягивают до самых колен. Нога месье Русто, грубо заставляющая развести ноги, и ещё один сильный удар по лицу почти обрушили сознание в черноту небытия, как вдруг дверь хлопнула, и послышался многочисленный топот и голоса.
— Что здесь происходит?! Во имя Господа, месье Русто! Объяснитесь! — громовой голос аббата, отца-настоятеля монастыря показался Гласом Небесным перепуганному, ничего не видящему заплаканными глазами Фрэнку. «Успел… Слава Господу, он успел…» — думал он, ещё не веря, но уже отпуская своё скованное страхом сознание и заходясь глубокими, совершенно искренними рыданиями. Ледяные, мешающие дышать объятия исчезли, как и кислое, до ужаса тошнотворное дыхание. От бессилия Фрэнк чуть не упал на пол, но чьи-то руки заботливо подхватили его, подтягивая бельё, поправляя подрясник и рясу, неторопливо ставя на ноги, поддерживая с обеих сторон. Фрэнк ничего не соображал и плохо понимал, кто рядом с ним и что произошло с месье Жаккардом, он просто не мог больше присутствовать в этой реальности, теряясь в дрожи и совершенно не разбирая дорогу перед собой. Ему что-то говорили, кто-то сочувственно гладил по спине, но эти голоса не были тем голосом, который он мечтал услышать больше всего сейчас.
Наконец, он понял, что его довели до его же кельи и неторопливо, но настойчиво уложили на жёсткую кровать.
— Луи, — произнесли над ухом голосом старшего брата Аресия, — отдохни немного, приди в себя. Через некоторое время к тебе зайдут, чтобы проводить к отцу-настоятелю. Он должен поговорить с тобой, чтобы ты рассказал обо всём, что произошло. Этого… господина арестуют, мы уже отправили за независимыми приставами. То, что этот… подонок хотел сотворить с тобой в доме Господнем, не поддаётся никаким смягчающим обстоятельствам. Уверен, его ждёт темница и общественный суд. Отдыхай, брат Луи, — дверь тихо скрипнула, и Фрэнк закрыл глаза, смахивая последние капли слёз и призывая себя успокоиться.
****
В груди Джерарда колотились сразу несколько сердец, когда он, обряженный послушником и подобающе загримированный, летел со всех ног в сторону обеденных зал. Впервые он истово молился Богу о том, чтобы успеть, потому что не ожидал, что старый извращенец Русто совершенно сорвётся с цепи. Джерард почти запаниковал, увидев знакомую пелену бешенства в его глазах. Он так сильно проклинал себя за то, что согласился дать добро на участие Фрэнка в этом деле, и так искренне просил у Господа защиты для него, что, возможно, был услышан, потому никак иначе столь удачное столкновение с самим аббатом и его приближёнными ничем не объяснишь.
— Отец-настоятель! В главном соборе происходит неладное! Я проходил мимо и случайно услышал, как внутри кричат! А когда заглянул… Господь Всемогущий и святая Дева-Мария, скорее! Иначе произойдёт нечто страшное! — он частил, задыхался, но говорил как можно понятнее и увереннее, вкладывая в свои слова все навыки убеждения людей.