Непонимающе переглянувшись, вся процессия направилась в сторону главного собора и через недолгие мгновения уже заходила внутрь через небольшую алтарную дверь. По тому, как налились кровью глаза аббата, и как все отцы, что были рядом с ним, двинулись к последним рядам скамей, откуда слышались сдавленные всхлипы и обрывки зло кинутых фраз, Джерард понял, что происходящее не оставят без должного внимания. Со страхом, прячась за спинами и круглыми животами монахов, он подходил всё ближе, не переставая молиться и опасаясь самого худшего — что он, всё-таки, не успел. Открывшаяся картина под громовое восклицание отца-настоятеля вынула из него всю душу, порвала мелкими клочками и раскидала над его головой: его мальчик, его любимый, нежный ангел был распят под телом Русто, точно агнец. Такое чистое, красивое лицо сейчас всё было в разводах крови и слёз, а на шее красными глубокими отметинами зубов зиял укус. Глаза Фрэнка не могли сфокусироваться ни на чём, он дрожал от пережитого ужаса, и Джерард зло, с силой, до крови прикусил кончик своего языка, безмолвно взвыв: специально, чтобы хоть как-то уравновесить душевную боль физической. Джерард был готов рассыпаться в проклятиях и рвать на себе волосы, пока не понял вдруг, что Русто не успел натворить непоправимого. Русто не успел, не успел…
Мужчину, вяло сопротивляющегося и несущего околесицу, крепко держала под локти пара широкоплечих монахов, что, видно, работали в кузнице. Фрэнку, его любимому, ласковому Фрэнку помогли подняться другие братья. Тот не видел ничего вокруг, судя по выражению лица, и сердце Джерарда в который раз облилось кипящей кровью сожаления.
— Ты… — кто-то тронул его за рукав рясы. Джерард обернулся. Это оказался приближённый человек аббата. — Беги на конюшню. Пусть отправят кого-нибудь со срочным донесением в Париж. Донесение следующего содержания: «Чрезвычайная ситуация. Преступление против Бога и веры. Волею аббата доставить судебных независимых приставов в аббатство Сен-Дени. Срочно».
Ошалело закивав и изобразив всяческое понимание, Джерард тоскливо кинул последний взгляд на своего мальчика и бегом вылетел из-под сводов собора. Он не мог себе позволить остаться рядом с Фрэнком сейчас, хотя и хотел этого больше всего на свете. Больше, чем жить и дышать.
Отточенным лезвием гильотины над ним висели обязанности: он должен был закончить начатое и выкрасть все бумаги, касающиеся пребывания послушника с именем Луи де Перуа в аббатстве из кабинета отца-настоятеля. Они вдвоём подняли шум, разворошили этот улей. Ославили знаменитого политика, вскрыв самые грязные, самые тайные его пристрастия. А теперь пора убираться, пора, пока прибывшие независимые приставы не копнули чуть глубже, чем нужно. Свидетелей преступления более чем достаточно, и не так уж и важно, что за мальчик находился в это время под тяжестью грязного, несдержанного извращенца Русто. Вздохнув и на миг закрыв глаза, посылая мысленно тепло и нежность своему ученику, Джерард накинул капюшон рясы и скрылся в тёмных, сырых коридорах помещений внутреннего двора.
****
Экипаж неторопливо следовал по заданному маршруту, лишь иногда чуть сильнее вздрагивая от камня или ухаба, попавшегося под колесо. Они сидели внутри, тесно прижавшись друг к другу, обвивая друг друга руками. Джерард в простом костюме для верховой езды с чуть надменным обычно, но будто оттаявшим сейчас лицом с закрытыми глазами прижимал к себе Фрэнка, укутанного разорванной рясой. Тот, прячась в своих раскиданных по плечам волосах, баюкал голову на уверенном мужском плече, всё ещё изредка всхлипывая и судорожно вздыхая. Своими пальцами он так цепко впивался в ткань сюртука, будто зарёкся хоть когда-нибудь отпускать его. Он мечтал целую вечность провести на этих коленях, возвращая былую свою уверенность и веру в людей.
— Я боялся, что вы не успеете, — тихо, сдавленно сказал Фрэнк, наконец, выдохнув в шею своему спасителю. — Если бы вы знали, — судорожно всхлипнул он, и горячая слеза снова скатилась по его умытому, но до сих пор опухшему и саднящему от ударов лицу.
— Господи, мальчик мой, — зашептал Джерард, и вторая рука его, не удерживающая такого желанного веса на своих коленях, мягко прошлась по спине Фрэнка, пока не зарылась пальцами в растрёпанные длинные волосы, — прошу, перестань мучить себя. Не рви моё сердце, я сам едва не умер, увидев тебя таким… Я бы не простил себе, если бы произошло что-то большее… И так всё, что случилось — слишком много для такого светлого, чистого человека, мой милый, нежный Фрэнки. Я так проклинаю себя… Со всей яростью, до глубины души! Ненавижу за свой вчерашний порыв. Я будто увидел себя со стороны: безрассудное, сумасшедшее животное с пеной у рта, ослеплённое одним единственным желанием — властвовать над тобой. Сминать, подавлять… Меня до сих пор мутит, едва я вспоминаю, что натворил вчера утром и то, что увидел сегодня, я чуть не допустил непоправимое…