Размышляя и неосознанно молясь за любимого человека, Фрэнк проходил взглядом по соседним с ними ложам третьего этажа. Сплошь богато одетые и совершенно незнакомые люди, холёные, явно не испытывавшие нужды в хлебе. Они разговаривали, смеялись, флиртовали друг с другом, кто-то шуршал обёрткой от шоколада, и все как один бросали нетерпеливые взгляды на сцену.
«Когда уже можно будет перестать поддерживать надоевшую беседу и сделать вид, что увлечён действием?» — читалось в этих взглядах.
«Лицемеры, лицемеры…» — думалось Фрэнку. Было ли в этом зале ещё хоть с десяток человек, кроме его спутников, пришедших сюда с трепетом предвкушения, чтобы послушать гениальную музыку Моцарта, а не затем, чтобы исполнить свой статусный долг или просто развлечься, красуясь в новом наряде?
Их ложа смотрела на сцену из левого угла, и это была очень удобная обзорная точка. Найдя для себя новое занятие — поиск лиц, одухотворённых ожиданием музыки, Фрэнк продолжил разглядывать присутствующих в зале, сместившись глазами ниже, на второй этаж бельэтажных лож.
Люциан, видя возвышенное и предвкушающее состояние друга, не тревожил его разговорами, внутренне любуясь вдохновенным профилем. Изредка он бросал на Фрэнка изучающие, лучащиеся улыбкой взгляды и был совершенно счастлив тем, что друг решился выехать из поместья в столицу. Баронесса сидела тут же рядом, легонько обмахиваясь веером. Было душно, и монотонный шум разговоров, доносящихся отовсюду, давил на уши. С ними в этой ложе находились ещё две пары незнакомых представителей знати, с которыми Шарлотта обменялась снисходительными приветственными кивками.
Баронесса так же наблюдала за молодыми людьми, умело скрывая взгляд под приопущенными ресницами. Она понимала, почему так стремительно менялось отношение Джерарда к его ученику. И сколько бы он ни клялся ей, что никогда не опустится до того, чтобы развратить его, чтобы испортить, используя его к нему тёплые чувства для удовлетворения своих плотских инстинктов, она точно знала — придёт время, и даже упрямый в своих убеждениях Джерард сломается. Как бы он ни уверял её и сам себя, что не собирается отвечать на столь непосредственные и открытые чувства ученика, он не сможет устоять.
В глубине своей искалеченной, несчастной души Джерард оставался неисправимым романтиком, хоть и скрывал это за внешней циничностью, холодностью и саркастическим отношением ко всему происходящему. С этой позиции было проще, легче жить. Жить в создавшихся условиях, не впуская ничего из внешнего мира внутрь себя. Оставляя себя цельным, неразбитым. Романтичным.
Шарлотта улыбалась, она знала это, как никто другой. У Джерарда не было более близкого друга, чем она, разве что сама королева, но вряд ли он говорил с Её Величеством о своём личном.
Она смотрела на Фрэнка и не могла не отметить, как тот расцветал. Стремительно, быстро, точно снежная лавина сходила со склона горы, обнажая спрятанные в травах альпийские цветущие луга. Он давно перестал быть угловатым мальчиком и был очень хорош; дело стояло только за временем — когда Джерард сам это увидит, разглядит, откликнется на его настойчивость и верность. Когда сломается под напором искренних и неизменных чувств. Дело было за временем, которого у них почти не оставалось…
Фрэнк быстро, не задерживаясь, перемещался взглядом с лица на лицо, пока не замер в удивлении, с силой стискивая пальцами бархатную мягкость обивки. Черноволосый мужчина в центральной, самой изысканной ложе этажом ниже сидел, вытянув руки перед собой, уложив их локтями на красный бархат и сцепив пальцы, унизанные дорогими перстнями, в замок. Его лицо, серьёзное, чуть острое чертами, было предвкушающе одухотворённым. Мужчина вглядывался в едва колышущиеся полотна занавеса и ожидал начала выступления — горячо, с замиранием сердца, с тянущим в груди, опасливым немым вопросом: «Будет ли это настолько хорошо, как я того ожидаю?»
Вот сидящий рядом с ним полноватый вельможа в расшитом шелковом сюртуке, по-хозяйски грубо положив руку ему на колено, начал что-то шептать тому на ухо, зарывшись крупным носом в тёмные пряди. Мужчина, чуть нахмурившись, заставил себя отвлечься от созерцания и податься к тому, выражая заинтересованность, а потом и лёгкую, блуждающую на губах улыбку. Он кивнул и, совершенно не протестуя руке, требовательно оглаживающей его бедро, снова вернулся к ярому, трепещущему ожиданию начала.
Фрэнк сжал обивку до белых костяшек на руках. Он не мог даже и подумать, что такая сцена, о возможности которой он теоретически знал, в реальности произведёт на него настолько ошеломляющий эффект. Он с ужасом ощущал в себе желание спуститься к ним в ложу и оторвать этому обрюзгшему мужчине руку. Но ещё больше пугала его всё возрастающая решимость и прибывающие в его худощавое тело силы для того, чтобы это желание осуществить. Он еле заметно дёрнулся, как Люциан вдруг спросил его, тревожась и прихватив рукой локоть:
— Что случилось, Фрэнки? Ты будто бы побледнел.
— Ох… Люциан, там Джерард. Я не ожидал увидеть его здесь.
— Где? — заинтересованно спросил друг.