Я не вижу, кто это, только большой силуэт, стоящий перед дверцей. Я начинаю сам потирать свою голову, а рука Джерарда исчезает и что-то ищет в кармане. Он достаёт почти пустую пачку сигарет. Господи, этот парень, похоже, выкуривает двенадцать пачек в день.
— Мне нужен он, — глубоким голосом говорит этот парень, и в моём теле застывает всё до последней капли крови. Мгновенно возвращается знакомое ощущение онемения, и сердце практически останавливается.
— И кто ты, блять, такой? — так же вежливо спрашивает Джерард, возясь с зажигалкой. Он затягивается и медленно выдыхает дым в окно. Я уверен, что он делает это с целью позлить нашего гостя. И это реально не самая лучшая идея. Парень с глубоким голосом явно не счастлив. Совсем нет.
— Я его брат, — отвечает Оуэн спокойным голосом, который просто сочится злостью. При этом лицо Джерарда выражает шок. Он смотрит то на меня, то на Оуэна, пытаясь найти какое-то сходство.
— Я не знал, что у тебя есть брат, Фрэнки, — его голос звучит удивлённо.
— Я приёмный, — нетерпеливо говорит Оуэн, и я даже не могу сделать вдох, чтобы ответить. — Выходи из машины, Фрэнки.
Их взоры устремлены на меня. Оуэн убийственно мигает, требуя, чтобы я вышел. Джерард выглядит заинтересованным и запутанным. Почему я не сказал ему, что у меня есть приёмный брат? Потому что Оуэн просто большой кусок дерьма, вот почему. У нас у всех есть свои секреты, и он мой самый большой секрет из всех.
— Мне нужно идти, — бормочу я, быстро расстёгивая ремень безопасности и одновременно с этим открывая дверцу машины. Я уже почти выхожу, когда рука Джерарда хватает меня и тянет обратно на сиденье.
— Эй, подожди, — говорит он мягко. Глазами он умоляет меня сказать ему, что, чёрт возьми, происходит. Когда он понимает, что я не собираюсь ему отвечать, то просто вздыхает. — Пока, Фрэнки, — бормочет он. Затем, Джерард притягивает меня для одного последнего долгого поцелуя.
Один последний поцелуй.
Оуэн выглядит просто одержимым мыслями об убийстве.
Я со вздохом вырываюсь, закрыв глаза, когда он кончиками пальцев проводит по моей щеке.
— Пока, Джи.
И затем я ухожу и от Оуэна, и от Джерарда в своё убежище, которое, надеюсь, меня спасёт.
То, чего ты заслуживаешь
Как только я захожу домой, сразу бегу на кухню. "Мам? Ты дома?" — зову я. Ответа нет. Я смотрю на часы, сейчас всего лишь 16:17. Чёрт, мамы не будет дома ещё два часа точно. И для Оуэна этого времени достаточно, чтобы что-то сделать со мной...
Я бегу к себе в комнату и запираю дверь. Затем иду в ванную и снова запираю дверь. Трясущимися руками я включаю душ, пытаясь сделать всё, чтобы Оуэн передумал и оставил меня в покое. Моя грудь вздымается, становится труднее дышать, это почти что приступ паники. Он всё равно сможет найти меня...
Я слышу, что Оуэн вскрыл замок в моей комнате и подходит к ванной. Он пытается открыть замок, и этот звук заставляет моё сердце сжиматься. Я усаживаюсь на закрытую крышку унитаза.
— Фрэнки, выходи, — приторно воркует он через дверь, поворачивая ручку.
— У-уходи, — выдавливаю я.
Замок щёлкает и поддаётся. Моё сердце останавливается.
Оуэн заходит, улыбаясь. Он смотрит на душ и выключает его. Молчание окружает нас своим удушающим дыханием. Затем он подходит ко мне, и его улыбка сменяется ухмылкой.
— Ты. Только. Мой, — рычит он мне на ухо, схватив за ворот футболки. Я не сопротивляюсь, когда он выдёргивает меня из ванной и толкает на кровать.
— Но... но ты же сам сказал, что ты мой б-брат, — я тихо умоляю. Он жестоко смеётся.
— Мы не братья, Фрэнки. Ты знаешь это так же, как и я.
— Оуэн, — прошу я, — Оуэн, пожалуйста. — Я на самом деле никогда не отбивался от него. — Пожалуйста, не надо.
— Что ты делал с тем парнем?
— Ничего.
Он улыбается, но его пронзительно голубые глаза остаются такими же холодными.
— Ты лжец, Фрэнки. Ты получишь то, чего ты заслуживаешь.
***
18:59.
Солнце медленно заходит за горизонт. Воздух снаружи стал ещё холоднее, но я больше ничего не чувствую. Это онемение отличается от всех, что были когда-либо раньше. Я ничего не чувствую — ни рук, ни туловища, ни ног. Думаю, что единственная причина, по которой я знаю, что моё сердце всё ещё бьётся, — то, что я ещё жив.
Но не полностью.
Я на крыше, она находится совсем рядом с окном моей комнаты. Звёзды уже появляются в сумерках вечернего неба. Прямо сейчас я более одинок, чем когда-либо за всю свою жизнь. Все эти годы, что я проводил в одиночестве, прячась ото всех, они никогда ничего не значили. Я окружён красотой — появляющиеся звёзды, закат над горизонтом Джерси, ночь, ожидающая того, чтобы накрыть нас своей тяжёлой темнотой, — но я ничего не чувствую, кроме ужасного, опустошающего одиночества. Как кто-то может быть окружён таким городом, как этот, и чувствовать себя одиноким? Просто это совсем неправильно.