Anorex-a-Gogo (СИ)

И поцелуй никогда не бывает просто поцелуем. Я думаю, что его поцелуй может быть классифицирован, как поцелуй, объединяющий всё.

Испуганный. Нерешительный. Примирительный. Яростный. Сожалеющий. Клятвенный. Траурный. Лелеющий. Затянувшийся. Крепкий. Разъярённый. Полыхающий. Мрачный.

Так много эмоций, что я просто в шоке от них всех.

Некоторые назвали бы его равнодушным за то, что он поцеловал меня после того, как я признался в чём-то таком тяжёлом и эмоционально разрушительном. Я называю это спасением моей жизни. Думаю, он на самом деле действительно делает это.

И теперь я чувствую себя маленьким ребёнком, теребя его слегка жирные волосы, пока он тонкими пальцами скользит по моим боксерам, заклеивая лейкопластырем худшие из порезов на бёдрах. Ещё более неловко то, что у меня есть лейкопластырь только со Спайдерменом (давайте, осудите меня, я схожу с ума по Спайдермену, с тех пор, как мне исполнилось шесть).

– Фрэнки, – шепчет он, слегка пихая меня локтём в голень, бросая обёртку от другого пластыря в мусорку в моей ванной.

– Прости, что? – говорю я и трясу головой, выбираясь из моего собственного маленького мира.

Он улыбается. Джерард так много улыбается с тех пор, как полчаса назад вскрылась правда. Я улыбаюсь в ответ. Обе наши улыбки слишком натянутые, немного вынужденные. Это мы, пытающиеся быть обычными. Это мы, пытающиеся вернуться туда, где он ничего не знал, и мы были почти счастливы.

Нет, это не так.

Это мы, просто пытающиеся двигаться вперёд дальше. К счастью.

– Что он с тобой делает? – повторяет он.

Я зарываюсь в его волосы пальцами, и другой пластырь прикрывает доказательство того, что я никогда не был абсолютно одинок.

– Он трахает меня, – говорю я честно. – В последнее время он начал использовать меня в качестве своей разделочной доски. – Я больше не буду врать ему. Он заслуживает гораздо больше, чем это.

Джерард вздрагивает от моей прямоты. Он прослеживает взглядом длинный порез на моём животе.

– Как долго?

– С тех пор, как мне исполнилось тринадцать. – Я молча наблюдаю, как колёсики в его голове начинают крутиться, сопоставляя мой первый раз, и Оуэна, и моё сожаление об этом, и невозможность ходить прямо в течение недели. Я знаю, что он помнит, что я говорил ему это, потому что он наклоняется и целует мою внутреннюю часть бедра, место, которое он заклеил пластырем, мягко, сладко и примирительно. Но не понимающе. Он никогда не сможет понять, что со мной происходило.

– Но он начал прикасаться ко мне с тех пор, как мне исполнилось девять, – добавляю я.

Странно, как подсаживаешься на правду, как и на многие другие вещи. Я думаю, что для людей это всегда по-разному. Некоторые кайфуют от кокаина, героина, маленьких разноцветных таблеток. Я говорю правду, и мой мир перестаёт вращаться.

О Боже, как же странно ему во всём этом признаваться. Как доверие может быть таким трудным для понимания?

Он медленно встаёт, скользя руками по моим бокам пока поднимается, так что его руки оказываются на моих плечах, когда он встаёт в полный рост. Он целует меня в лоб.

– Я не оставлю тебя здесь, – говорит он, как бы напоминая мне.

– Тогда оставайся сам.

– Нет, я заберу тебя с собой.

– Почему?

– Ты запачкал мои штаны. Мне нужно переодеться. Ты мне должен.

– Тогда вернёмся, когда ты переоденешься.

Он вздыхает.

– Пожалуйста, не будь таким трудным, Фрэнки.

– Ты не можешь просто похитить меня из собственного дома, даже не сказав, почему.

– Похитители когда-нибудь дают своим жертвам объяснение?

– Да, если они хорошие.

Он хмурится.

– Ты пойдёшь со мной, если я скажу тебе, что похищаю тебя потому, что очень, очень хочу спать рядом с тобой этой ночью?

Конечно, я был согласен ещё с того момента, как подразумевалось, что он хочет взять меня куда-то с собой на определённое количество времени. И нет ничего, что я хотел бы сильнее, чем выбраться из этого дома. Особенно, если это означает, что я буду спать в его постели...

Он видит моё лицо и решает, что моё молчание должно означать согласие.

– Просто набей одеждой. Кинь зубную щётку и что там ещё нужно.

– Как долго я буду похищен? Есть ли необходимость в письме с требованием выкупа? Должны ли мы оставить загадочные подсказки?

Я признаю, что я странный мудак. Это выше моего понимания, как я могу быть в таком хорошем настроении.

– До тех пор, пока этот сукин сын не будет мёртв и похоронен, – бормочет он себе под нос, и я даже не уверен, что расслышал его правильно. Поворачиваясь ко мне, он просто пожимает плечами и говорит: – Я не знаю, – а затем возвращается обратно в мою спальню.

Я просто чувствую себя в такой безопасности. Это будет звучать странно, но рассказав всё Джерарду, я как будто отдал ему часть своей души. Теперь в теле Джерарда есть часть моей души. Она находится там в безопасности. Пока он чувствует всё это ко мне, я могу быть в безопасности. Вы понятия не имеете, насколько невероятное это чувство.

Он защищает меня, даже не подозревая об этом.