Античная лирика

К милым отчизны брегам приближался, "завтра, — сказал
я, —
Долгий и бурный мой путь кончится: пристань
близка".
Но не сомкнулись уста ещё — море, как ад, потемнело,
И сокрушило меня слово пустое сие.
"Завтра" с надеждою смелой вещать не дерзай: Немезида
Всюду настигнет тебя, дерзкий карая язык.

"Нивы ужель не осталось другой для сохи селянина?.."

Нивы ужель не осталось другой для сохи селянина?
Что же стенящий твой вол пашет на самых гробах,
Ралом железным тревожа усопших? Ты мнишь,
дерзновенный,
Тучные кинув поля, жатву от праха вкусить!
Смертен и ты. И твои не останутся кости в покое;
Сам святотатство начав, им же ты будешь казним.

Иссякший ключ

Прохожий

Нимфы источника, где вы? Ужели обильные воды,
Вечно журчавшие здесь, Гелия зной иссушил?

Нимфы

Смерть Агриколы пресекла наш ток; слезами печали
В гроб излилися струй — жаждущий прах напоить.

Леонид спартанский и персы

— Это пурпурное платье тебе, Леонид, посылает
Ксеркс, оценивший в бою доблести подвиг твоей.
— Не принимаю. Пускай награждает изменника; мне же
Щит мой покров. Не нужны мне дорогие дары.
— Ты же ведь умер. Ужели и мёртвый ты так ненавидишь
Персов? — К свободе любовь не умирает во мне.

Дикеархия

— Что здесь за насыпь, скажи, Дикеархия, брошена в море
И в середину воды врезалась массой своей?
Точно руками циклопов построены мощные стены.
Долго ль насилие мне, морю, терпеть от земли?
— Целого мира я флот принимаю. Взгляни лишь
на близкий
Рим и скажи, велика ль гавань моя для него.

О мореходстве

Смелость, ты — мать кораблей, потому что ведь
ты мореходство
Изобрела и зажгла жажду наживы в сердцах.
Что за коварную вещь ты из дерева сделала! Сколько
Предано смерти людей ради корысти тобой!
Да, золотой ты для смертных поистине век был, когда
лишь
Издалека, как Аид, видели море они!

Смерть старого моряка

Путеводитель плывущих по междуостровиым проливам
И старожил берегов острова Фасоса, Главк,
Опытный пахарь морей, чья рука безошибочно твёрдо
Править умела рулём, даже когда он дремал, —
Обременённый годами, истрёпанный жизнью морскою,
И умирая, своей он не покинул ладьи.
Так вместе с нею, его скорлупой, и сожгли его тело,
Чтобы на лодке своей старый отплыл и в Аид.

На "Медею" Тимомаха