Античная мудрость

Еще один очень интересный момент в изучении наследия прошлого современными учеными относится к вопросу о едином Боге. На изречение Фалеса: «Древнее всего сущего Бог: ибо он не сотворен», русский академик А. Лосев пишет: «Всем известно, что несотворенность Бога есть идея вовсе не языческая, а христианская». Далее, «прекраснее всего мир: ибо он творение Бога. Это еще более некритическая христианизация древнего язычества». Но ведь никак нельзя смешивать в одну кучу верования древнегреческого народа и верования таких философов, как Фалес, Пифагор, Эмпедокл и т.д. Их знания, получены из других источников, и в первую очередь от египетских жрецов, содержавших это Знание в тайне и передающих его не каждому встречному. Во-вторых, идея единого Бога не христианская, а библейская. Но перевод Библии на древнегреческий начался только в середине 3 в. до н.э., а до этого иудеи ревностно относились к сохранности в тайне своего Писания. А теория заимствования от иудеев, которая и сейчас живет и процветает в среде людей, которые не очень-то стремятся узнать правду, развил еврейский философ Аристобул Панеадский, который жил, по одним сведениям, в 3 в. до н.э. и входил в число переводчиков Библии, по другим – более достоверным – Аристобул служил при дворе Птолемея Шестого Филометора и написал толкование на Моисеев Закон около 170 г. до н.э. /102,288/ В-третьих, идея единого Бога присутствует как основная во всех древних традициях, но почему-то не всегда понимается. Это происходит, в первую очередь, потому, что во многих традициях, и у древнегреческих философов в том числе, имеются еще боги, но более низкой ступени. Каждый такой бог ответственен за определенную сторону человеческой жизни. Но ведь то же самое имеется и в христианстве, но называется словом «святые». Так у православных святой Серафим Саровский «отвечает» за физические болезни, Николай Угодник помогает разрешать конфликты на работе; у католиков святая Агата охраняет от пожаров, святой Антоний помогает найти потерявшуюся вещь и т.д.

Вот что об этом пишет Ямвлих: «Все пифагорейские предписания относительно того, что следует делать или не делать, имеют своей целью общение с Божеством. Это принцип, в этом – смысл пифагорейской философии; и цель, которой подчинена вся жизнь, состоит в том, чтобы «следовать Богу». Ибо смешно поступают люди, взыскуя благо не у Бога, а из какого-либо иного источника, – все равно как если бы в стране, где есть император, кто-нибудь из граждан поклонялся префекту, пренебрегая властвующим и царствующим над всеми. Нечто подобное, по их мнению, делают и люди. Поскольку Бог есть и поскольку он господин над всеми, а всеми признано, что благо следует просить от господина и что кого (господа) любят и кто им приятен, тем они благо дают, а кто нет – тому нет, то ясно, что следует делать то, что приятно Богу». /56, 493/

Самым непонятным в пифагореизме для ученых, как современных, так и времен Платона да и для самого Платона казалась так называемая числовая мистика. Считается, что Пифагор и его ученики обожествляли числа, фигуры и многогранники, соответствовавшие этим числам. Вот что об этом пишет современный математик и историк науки ван дер Варден: «Стремление уйти от мира, замкнутая монашеская жизнь, вегетарианство и общность имущества встречались у многих сект. Но что отличало пифагорейцев от всех других – это способ, при помощи которого они считали возможным достигнуть очищения и соединения с Божеством; это делалось при помощи математики. Математика была одной из составных частей их религии. Бог, учили они, положил числа в основу мирового порядка. Бог – это единство, а мир – множество и состоит из противоположностей. То, что приводит противоположности к единству и соединяет все в космос, есть гармония. Гармония является божественной и заключается в числовых отношениях. Кто до конца изучит эту божественную числовую гармонию, сам станет божественным и бессмертным». /101, 58/ Ему вторит и русский исследователь пифагореизма А. В. Волошин: «Мистика чисел была у пифагорейцев следствием состояния науки, философии, да и всего мышления того времени, которое только начинало проклевывать скорлупу мифологии. Но за этой по-детски наивной сказочной формой нельзя не видеть гениального угадывания содержания, значение которого все яснее проступает по мере развития научного знания». /101, 112/ А насмешки над пифагорейской числовой мистикой начались еще Аристотелем. /102, 112/

Какова же цель использования простых чисел пифагорейцами на самом деле? Правда ли, что древние философы обожествляли числа, или они благоговели перед Знаниями, заложенными в них и правильно интерпретированными?