Античность: история и культура

Драконтий. Любопытное явление представляет собой творчество поэта Драконтия, жившего в конце V в. в захваченном вандалами Карфагене. Дурная слава вандалов как разрушителей культуры к этому времени была уже не совсем оправданна; вандальские короли даже стремились, правда, неумело, стяжать славу покровителей наук и искусств. В Африке, где они обосновались, все еще существовали школы риторов. Здесь увидела свет «Латинская антология» – лучший памятник массовой поэзии риторического века. Обвиненный в государственной измене, Драконтий был брошен в тюрьму. В заключении поэт, лишившийся поддержки сразу же забывших его друзей, написал поэму, адресованную вандальскому королю, в которой слезно умолял выпустить его на свободу. Однако поэтические старания узника не возымели желаемого действия, – он еще много лет пробыл в заточении. В творчестве Драконтия мирно сосуществовали христианские и языческие сюжеты. Это показывает, сколь непростым и мучительным был процесс взаимопроникновения языческой и христианской традиций, который в V в. еще только начинался в поэзии.

Римский эзотеризм. Макробий. В первый день Сатурналий – праздника, посвященного римскому богу Сатурну, – в доме римского аристократа Макробия собрался цвет аристократии, чтобы усладить себя не только изысканными яствами, но и пиром духа. Так начинается загадочное сочинение «Сатурналии» таинственного Макробия, о котором почти ничего не известно. «Сатурналии» относятся к жанру «симпосий» (застольных бесед), начало которому положил Платон своим диалогом «Пир». Описываемое Макробием пиршество длилось три дня. До обеда гости обсуждали вопросы высокой философии, науки и литературы, после обеда беседа текла более свободно, приобретая легкий, а порой и анекдотический характер. Если утро собеседники посвящали тончайшему истолкованию сочинений Вергилия, то вечером их мог занимать вопрос, почему кровяная колбаса не полезна для желудка.

В «Сатурналиях» изложен широкий круг античных знаний разнообразного характера, особенно подробно говорится о мифологии и некоторых философских учениях. Однако произведение это было адресовано не только высоколобым интеллектуалам, но и довольно широкому кругу образованных людей. Это своеобразное собрание (компендий) традиционной учености и мудрости, в значительной степени составленное из отрывков сочинений, написанных предшественниками Макробия. «Сатурналии» еще раз возвращают нас к проблеме авторства в поздней Античности и в Средние века. Новоевропейская культура превыше всего ценит оригинальность произведения, поздняя Античность и Средневековье преклонялись перед авторитетом. Оригинальность и новизна могли, скорее, рассматриваться как отрицательные характеристики, в то время как освященность авторитетом (философским, религиозным, литературным) придавала произведению большую весомость. На этом одинаково сходились и языческие, и христианские авторы. Метод центона – составления новых произведений из отрывков наиболее известных и живших ранее авторов – один из господствующих в литературе поздней античности.

Обращение Макробия к истолкованию Вергилия находится в русле римской языческой культурной традиции. Автор создает образ «светлою» Вергилия, пророка «золотого века», однако для Макробия этот век представляется не веком Спасителя, а возвращением времени Сатурна, которое должно наступить за подходящим к концу «железным веком» Дианы.

В «Сатурналиях» Вергилий предстает и в другом облике – как человек, познавший глубинные тайны бытия, концы и начала, как волшебник и маг. С ним Макробий связывает гаданья, всю практику «тайнознания», к которой в Риме относились с такой серьезностью и суеверным ужасом. Произведение Макробия питало получившую развитие в Средние века традицию «темного» Вергилия, мага и чернокнижника, посетившего ад и знавшего пути подчинения себе темных сил. Напомним, что проводником Данте в ад в его «Божественной комедии» был Вергилий.

«Сатурналии», созданные в тяжкие для римского народа дни, тем не менее не несут на себе отпечатка грозных событий и предчувствия конца, столь характерных для христианской литературы этого периода. Можно усмотреть некий парадокс в том, что представители религии, одерживавшей победу, озабочены ожиданием конца света и описанием несчастий, настигающих грешников, в то время как последние язычники остаются исполненными созерцательного спокойствия, морального достоинства, опирающегося на добродетели предков. Когда поддерживавшиеся государством, побеждавшие христиане обрушивали самые тяжкие обвинения на головы своих врагов, их противники не бросили им ни единого упрека, предпочитая обсуждать вечные проблемы бытия в строгом соответствии с заветами античной любви к мудрости. В этом, возможно, проявились аристократизм и элитарность погибавшей античной культуры, что отчасти и сделало ее «эталонной» и «вневременной» для последующих поколений.