В блистающем дворце царя богов Юпитера на Млечном пути – волнение и суматоха. Бог Меркурий, покровитель не только торговли, но и знания, мудрости, практических наук, задумал вступить в брак. Нет, это не изложение поэтического мифа, а начало учебника, который Марциан Капелла хотел сделать привлекательным для учащихся. Тогда тоже заботились на свой манер о доступности и художественности учебного материала.
Итак, Меркурий вначале легкомысленно сватается к Софии (Мудрости), а затем к Психее (Душе), но получает отказ. Супружеский союз между ними оказывается невозможным не столько из-за несходства характеров, сколько из-за противоположного душевного настроя. Аполлон, бог света и разума, обращает внимание незадачливого жениха на прекрасную деву Филологию, которая может дать Меркурию истинное счастье. Ум, эрудиция и красота Филологии, олицетворяющей гуманитарное знание, прекрасно сочетаются с практическими познаниями и достоинствами Меркурия.
Филологию окружают Музы, а прислуживают ей служанки-науки. По ходу брачной церемонии богов автор излагает курс обязательных в римской школе наук, включающий «семь свободных искусств» – грамматику, риторику, диалектику, арифметику, геометрию, музыку и астрономию. Повествование, насыщенное аллегориями, ведется в прозе и в стихах, язык учебника вовсе не отличается простотой, напротив, он очень сложный, даже вычурный. Это, однако, не помешало сочинению Капеллы быть самым популярным учебным пособием в школах Западной Европы до тех пор, пока латынь оставалась «школьным» языком. Учебник этот был обязателен, как букварь в наших школах. На рубеже XVII и XVIII вв. трактат Капеллы намеревались издать специально для обучения французского дофина.
Отношение христианства к античной культуре.
В V в. стало совершенно очевидным, что на смену античному миру приходит мир христианский. Однако должен ли новый мир отвергнуть наследие старого и начать собственное культурное созидание на голом месте или же взять лучшее из того, что существовало прежде? Этот вопрос в течение нескольких столетий обсуждался христианскими богословами, однако особую остроту приобрел на рубеже Античности и Средневековья. В культурный синтез включались новые этнические элементы, хотя первоначально варвары вносили не созидательные, а разрушительные начала. Но и разрушение играет чрезвычайно важную роль в изменении облика общества и культуры. И последние язычники, и образованные христиане, оказавшись перед угрозой гибели, вынуждены были искать пути сохранения образованности и культуры, знаний, даже самого языка – латыни.Еще в раннем христианстве сформировались две основные тенденции в отношении к языческой античной культуре. Осуждая мирскую жизнь в целом, одни апологеты христианства, начиная с Тертуллиана, видели в ней порождение зла, «дьявольское наваждение» и отрицали суетную мирскую мудрость. Эту позицию в начале средних веков поддержит папа Григорий Великий, а один из богословов его времени сформулирует предельно откровенно: «К чему вся эта нищета мирских знаний, какую пользу могут принести нам разъяснения грамматиков, которые способны скорее развратить нас, нежели наставить на путь истины? Чем могут помочь нам умствования Пифагора, Сократа, Платона и Аристотеля? Что дадут песни нечестивых поэтов Гомера, Вергилия, Менандра читающим их?» Вместе с тем при резко негативном отношении к языческим авторам само это перечисление, сделанное авторитетным богословом, придавало определенный вес осуждаемым. Показательно, что многие фрагменты античных сочинений дошли до последующих эпох в цитатах, включенных в такого рода критические контексты.
Традиция положительного отношения к античной культуре также была представлена апологетами, отцами и учителями церкви, например Климентом Александрийским, Иеронимом, которые пытались не столько осудить великих язычников, сколько сделать их своими союзниками в доказательстве истин христианского вероучения. Святой Августин колебался между этими двумя тенденциями, но объективно склонялся к последней. Он полагал, что знания язычников могут быть сохранены и использованы при условии подчинения христианской вере.