Античность: история и культура

И Коринф начал действовать самостоятельно. Из-за его происков в 432 г. до н. э. вышел из Афинского союза один из полисов Халкидики, Потидея. Для ее защиты Афинам пришлось отправить сильную флотилию и отряд гоплитов.

Не хватало еще одного толчка, еще одного повода для войны, и он не заставил себя ждать. Соседом и давним врагом Афин был полис Мегара. Захват Эгины еще более обострил отношения между соседями. Теперь Эгина стала бельмом в глазу у Мегары, и она вышла из Афинского морского союза. Тогда Перикл объявил Мегаре торговую войну: провел через народное собрание постановление, запрещавшее мегарянам торговать в Аттике, а всем городам союза вступать с Мегарой в торговые отношения. Это было последней каплей, истощившей терпение Спарты. Таковы были поводы войны. А что касается ее причины, то ее определил Фукидид: «Афиняне своим усилением внушили опасения лакедемонянам и вынудили их начать войну».

На созванном собрании пелопоннесских городов было решено предъявить Афинам требование о немедленной отмене постановления, грозившего экономической смертью торговому городу. Афины требование отвергли, и на этом дипломатия смолкла, – решение взаимных обид было передано в руки Ареса.

План и случайность. Перикл правильно оценивал обстановку и понимал, что сила Афин, подступ к которым охраняет мощный флот, в экономическом потенциале: война на истощение давала им явное преимущество. Поэтому стратег распорядился, чтобы при появлении спартанцев на территории Аттики сельские жители, покинув поля, укрылись за стенами Афин.

И, видимо, события развивались бы в соответствии с тактикой Перикла, если бы у Спарты не появилась неожиданная союзница – эпидемия, занесенная на кораблях вернувшимися из дальних плаваний моряками. Скученность населения, собравшегося в стенах города со всех окрестностей, способствовала стремительному распространению болезни. Историк Фукидид, сам переболевший в сравнительно легкой форме, свидетельствовал: «Пелопоннесцы расположились в Аттике и стали опустошать поля. Немного дней пробыли они в Аттике, как появились первые признаки болезни среди афинян <…> Столь свирепой чумы и такой смертности людей, насколько помнится, не было еще нигде <…> Первое время врачи лечили, не зная характера болезни, и чаще всего умирали сами <…> Всякое человеческое искусство было бессильно против болезни <…> Сколько люди ни молились в храмах, сколько ни обращались к оракулам и тому подобным средствам, все было бесполезно. Наконец, одолеваемые бедствием люди оставили и это <…> Умирали и те, за которыми не было ухода, равно как и те, которых окружали большими заботами <…> При уходе друг за другом люди заражались и умирали <…> В довершение к постигшему бедствию афиняне были угнетены еще скоплением народа с полей в городе <…> Так как домов недоставало и летом они жили в душных хижинах, то и умирали при полнейшем беспорядке. Умирающие лежали один на другом, как трупы, или ползали полумертвые по улицам и около всех источников, мучимые жаждой. Святыни, где расположились в палатках пришельцы, полны были трупов <…> Люди, не зная, что с ними будет, перестали уважать и божеские и человеческие установления. Все обряды, какие совершались раньше при погребении, были попраны, и каждый совершал похороны, как мог».

Может быть, эпидемия и пошла бы на спад, если бы земледельцы покинули охваченный ею город, но за стенами его с неменьшей силой, чем болезнь, свирепствовали спартанцы, разоряя поля и вырубая оливковые сады. В эту первую летнюю кампанию они пробыли в Аттике почти сорок дней, не покинув ее даже тогда, когда к берегам Пелопоннеса отплыла возглавленная Периклом эскадра. Болезнь не пощадила афинян и на триерах – полторы тысячи воинов из четырех погибли в пути. Болезнь продолжала свирепствовать и весь следующий год, усилившись, когда новое вторжение спартанцев опять заставило аттическое население спасаться в городе. Охваченные отчаянием, граждане стали обвинять во всех несчастьях Перикла, и ему не без труда удалось восстановить поколебленный авторитет.

Трудно сказать, как могли развернуться дальнейшие события, если бы, когда, казалось, все самое страшное было позади и эпидемия, наконец, стала отступать, на третьем году войны, не заболел и вскоре умер Перикл.