Античный полис. Курс лекций

Важно подчеркнуть, что права римского гражданства в период Ранней Империи рассматривались как весьма значимая привилегия, которая либо жаловалась персонально как награда за дела, совершенные на благо римского государства, либо приобреталась обходными путями за большие деньги. Существует точка зрения, что даже после издания знаменитого эдикта императора Каракаллы в 212 г., предоставившего римское гражданство всем свободным жителям Империи[45], замкнутость гражданского коллектива не была ликвидирована, поскольку этим эдиктом не было создано некое общеимперское право, а произошло, как и прежде, некое выборочное включение отдельных лиц или групп лиц в состав римского гражданства (A. Н. Шервин-Уайт). Таким образом, как и при Республике, римский гражданский коллектив расширялся, но при этом оставался обособленным в публично-правовом отношении от массы провинциального населения, не сливался с ним и сохранял свое привилегированное положение и – по крайней мере в принципе – государственное верховенство, ибо Империя была не династическим царством, как эллинистические монархии, но державой римского народа (Imperium populi Romani).

В условиях утраты римским народом непосредственной связи с определенным местом запись в традиционные трибы была, конечно, юридической фикцией, которая, однако, основывалась на старинном убеждении, что у римлянина вполне может быть две родины: одна малая – колония или муниципий, откуда он вел свое происхождение и гражданином которой являлся, и большая – сам Рим, считавшийся общим отечеством всех римских граждан. По словам Цицерона (Leg. II. 5), «по чувству привязанности… должна стоять на первом месте та родина, благодаря которой название “государство” (res publica) охватывает всю нашу гражданскую общину». Вполне очевидно, что подобная же двойная лояльность – по отношению к своей городской общине, «малой» родине, и к Риму как родине общей – была характерна для многих римских граждан, проживавших в эпоху Империи в италийских и провинциальных городах.

Важно также подчеркнуть, что сам город Рим в эпоху Империи представлял собой нечто большее, чем столица территориально обширной державы. Именно Рим продолжал рассматриваться римлянами как город (Urbs) в собственном смысле слова, т. е. центр, средоточие гражданской общины, общая родина ее членов. Как пишет юрист Модестин в (D. 50. 1. 33), Roma coomunis nostra patria est («Рим есть наша общая родина»). Именно в Риме на всем протяжении императорского периода заседал и принимал свои постановления римский сенат; здесь избирались и отправляли свои должности традиционные магистраты, здесь собирались комиции (какой бы ничтожной и формальной их роль ни стала со временем) и издавались законы. Только в Риме император (где бы его ни провозгласили) мог быть официально наделен властными полномочиями. Таким образом, Рим представлял собой и центр легитимации императорской власти. В нем до времен Диоклетиана (конец III в. н. э.) была резиденция принцепсов и размещался императорский двор.

Город-государство, полис/civitas как совокупность граждан, таким образом, несмотря ни на что, продолжал оставаться – по меньшей мере в сознании – базовой категорией политической и юридической жизни, естественным объектом патриотических чувств и государственной идентичности. Тот же Элий Аристид, обращаясь к римлянам, подчеркивал, что «как граждане одного города назначают правителей, чтобы они защищали и заботились о них, так и вы, управляя всем населенным миром, как единым городом, назначаете ему правителей на основании выборов для защиты и заботы, а не для того, чтобы слыть его господами» (Ael. Arist. Pan. Rom. 36. Пер. С. И. Межерицкой). А в другом месте он пишет: «Как любой город имеет свои границы и земли, так вот и этот Город границами и землями своими имеет весь населенный мир и как будто предназначен быть общею столицею этого мира. Хочется сказать: все окрестные жители собираются в этом едином для всех акрополе» (Ael. Arist. Pan. Rom. 61.). По мысли Диона Кассия (LII. 19. 6), предоставление прав римского гражданства провинциалам необходимо, «чтобы они, будучи с нами на равных и в этом отношении, стали бы нам верными союзниками, как бы живущими с нами в одном городе, и считали, что лишь он один является настоящим городом, а их собственные – это лишь деревни и села».