Лук пропел три страшных слова, стрела со свистом пронеслась над Полиниковой головой и впилась в землю на тридцать шагов дальше. Полиник не пошевелился, даже не позволил Мраку дернуться. Но смех его смолк. И Этеокл не услышал нового вызова, звенящего золотом Полиникова голоса. Не слышно и его издевательского гиканья: тот, кто выпустил эту стрелу, мог попасть, но Полиник не двигается с места, это — его вызов стрелявшему или, может быть, принятие своей судьбы.
Ни смеха, ни криков не слышно и среди окружавших Полиника кочевников — там воцарилась долгая изумленная тишина: никому из лучников не послать так далеко стрелу. Так мог сделать только Тимур, но Тимур покинул фиванскую землю.
С большим трудом вытащили они стрелу из земли; защищая Полиника, окружили его и убедили отвести назад Мрака. Он согласился и, по своей ужасной привычке, с хохотом отступил, скрипя зубами. Он даже сделал вид, что натягивает лук, когда проезжал мимо места, куда вонзилась стрела. Но он прекрасно знает, где кончается его необычайная сила, — так далеко ему стрелу не послать. Для этого надо обладать даром лука, а Тимур сказал ему, что такого дара у него нет. Полиник наверняка хочет понять, кому же достался этот дар, потому что это не Этеокл и не Гемон, — ему прекрасно известно, какие они лучники. Но как он может вообразить себе, что дар этот принадлежит теперь мне, ведь в отрочестве, когда он учил меня владеть оружием, лучницей я была плохой.
Васко медленно поднялся, на щеках его еще не высохли слезы, и он не собирается скрывать их. Меня это растрогало, но не помешало достать из колчана четвертую стрелу и сломать ее о колено.
Васко не спорил.
— Твоя безумная жажда добра обрекла их на гибель, — вздохнул он.
В эту минуту появилась Исмена, которая все это время стояла в нише стены.
— Ты ошибаешься, Васко, — проговорила она. — Если наши братья обречены на смерть, они приговорят к ней себя сами. Полиник — Антигонин брат, она не могла убить его даже для того, чтобы спасти Этеокла и Фивы. Он ее брат, и этого достаточно.
Исмена произнесла это с неповторимой простотой, она не повысила голоса, никого не убеждала: то, что она сказала, очевидно и так.
Васко понял это, и мгновение мы молча смотрели на кочевников, которые несли дозор на почтительном расстоянии от крепостных стен.
— Антигона дала вам передышку, — произнесла Исмена.
Мне пришлось сесть, чтобы не упасть перед Васко в обморок, холодный пот выступил на моем лице и заструился по всему телу.
— Я была уверена, что ты ничего не ела и не пила, — произнесла Исмена. — Я принесла с собой все, что нужно.
Она напоила и накормила меня, обняла. Силы возвращались ко мне, а вместе с тем — огромное желание сию же минуту оказаться дома. Васко предложил Исмене проводить меня. Не спрашивая моего согласия, Исмена его дала, будто за мою жизнь в этот день отвечала она. Я устала больше, чем думала, и шла медленно, часто останавливаясь. Взяв меня под руку, Васко, всегда столь стремительный, шагал рядом со мной с удивительным терпением. Я догадывалась, что нас, как всегда, сопровождает целое войско мальчишек и девчонок. Кто-нибудь из девочек время от времени приносил мне то воду, то фрукты. Они любят меня, я чувствую это, и волна тепла согрела мне душу. Идем мы долго. Уже опустился на землю вечер, и я время от времени останавливалась, смотрела на первые звезды.
Тимуров лук оттягивал мне плечо, но мне тяжел не он, а ответственность, что я на себя взвалила, и борьба, которую я вела с Васко. Но теперь борьба наша закончена, и я протянула ему лук. «Теперь твоя очередь нести его», — сказала я. Васко почтительно взял лук и произнес: «Скоро полнолуние», — как будто лунная полнота была ответом небес на установившийся между нами мир.
Мы подошли к деревянному дому, у калитки Васко обычно прощался со мной и удалялся со своими юными спутниками. Сегодня же он открыл калитку и махнул свите, чтобы они его не ждали.
— Я бы хотел поговорить с тобой, — проговорил он.
Ответить я не успела, потому что стоило оказаться в саду, как меня захватило ощущение, что здесь меня кто-то ждет.