С моря глаз вымеривал расстояния совсем не так, как на берегу. Разброс окрестностей не казался таким необъятным, как это воспринималось с суши. Всё выглядело совсем компактным. Ощущение обострялось, очевидно, из-за скорости. Катер скользил над водой легко и плавно, хотя и получал в брюхо смачные шлепки. Однако волна шла мелкая, и после разгона качки вообще не чувствовалось.
Через пару минут Чу взял левее, направляя катер в открытое море. Прежде чем повернуть обратно к берегу, он хотел прокатить нас с ветерком, и двигатель набрал максимальные обороты.
Мы миновали Брамбельский риф. Эта обширная отмель, в небольшие приливы остающаяся под водой, помечена вехой ― торчавшим из воды шестом с елочкой из двух треугольников, повернутых уголками кверху, что предписывало огибать риф с севера.
Через пару минут, отдалившись от берега еще примерно на две мили, Чу сделал разворот и стал тыкать пальцем влево к берегу. Нужное нам место было перед скалами, где глаз улавливал белую кромку пенящегося прибоя.
Начиная от этих скал, береговая линия была для меня малознакома. Хэддл и подавно не ориентировался. С застывшим на лице оскалом, он не переставал озираться на горизонт. Месье Чу, ловя его взгляд, тоже косил глазами в сторону облаков, чему-то солидарно приклевывал головой. Скуластая мина китайца вдруг казалась одержимой.
С запада тянул ветер. И уже не бриз, как при выходе из порта, хотя, пожалуй, и не превышавший двадцати узлов. В миле от берега волна шла небольшая. Вдоль горизонта, за десятки километров от линии берега, над свинцово-серой, но всё же ярко отсвечивающей гладью океана медленно продвигалась гряда низких, в клочья изорванных облаков. Армада туч, не то сам их цвет ― это и вызывало у Хэддла беспокойство. Непогода могла пройти морем. Но с тем же успехом тучи могли заполонить залив и подпортить нам прогулку.
Примерно в трехстах метрах от берега Хэддл попросил Чу сбросить газ. Пытаясь придать катеру максимальную устойчивость, тот развернул его носом в море и, по нашим физиономиям поняв, что место нас устраивает (на большее мы и не рассчитывали), заглушил двигатель. Хэддл попросил не бросать якорь сразу. Он хотел присмотреться к течению.
На дрейфующем ходу чувствовалась качка. Чтобы мы могли занять всю корму, Чу пробрался в пустующее пространство между стойкой рулевого управления, сиденьями и ветровым стеклом и, до ушей улыбаясь, наблюдал за каждым нашим жестом, чем заставлял нас переглядываться, чему-то опять кивал, соболезновал, но словно подстегивая нас, замешкавшихся растяп, к тому, чтобы мы не тратили драгоценное время на пустую возню.
— Место сто надо… Сто надо, ― не переставал наш чудак приговаривать.
Джон нацепил глубинный увесистый виброхвост голубовато-перламутрового оттенка ― разновидность воблера с надрезанными сегментами, что очень хорошо имитирует «обрубок», раненую рыбку. С левого плеча, катапультой, он запустил воблер к югу, под углом к волне. Я дал ему спокойно провести пару раз, после чего последовал его примеру, но посылал свой золотистый «B’Freeze» в восемнадцать граммов немного в сторону, выгадывая подходящий момент, чтобы не помешать Джону при забросе.
Китаец отлично справлялся со своей ролью. Перед приездом в порт мы немного опасались, что он будет донимать нас болтовней, уж очень он был разговорчив. Но опасения оказались напрасными. Чу молча следил за нашими действиями, улыбался, иногда странно вскрикивал и бормотал что-то неразборчивое. В какой-то миг он даже полез было с советами, но мы не отреагировали, и он утихомирился.
Через полчаса мы переплыли ближе к скалам. И не успел Хэддл провести свой воблер пару раз, как его лесу крепко рвануло. От неожиданности, пытаясь сделать энергичную подсечку, он оступился к противоположному борту. Столкнувшись, мы едва не потеряли равновесие. Катер сильно качнуло. Виброхвост в тот же миг опять пошел свободно. Подсечка оказалась неудачной. Мы были в отчаянии. Схватил крупный бар, в этом не могло быть сомнений. Ни одна другая рыба не хватает поверхностный воблер в этих местах с такой силой.
Но больше всего Джон был расстроен надвигавшейся непогодой. Планы наши шли насмарку. С моря ужу вовсю несло моросью. Заметно усилился и ветер. Чувствовалась настоящая волна. Океан, сплошь до горизонта, стал черен и вдруг казался изрыт ямами. Плавные, хотя и небольшие, не выше метра, волны накатывались с короткими промежутками, и катер уже основательно мотало, а берег то и дело заслоняло от глаз прокатывающейся под нами и уходящей дальше волной. Затем мы заметили, что нас сносит к северу и всё ближе к берегу, как раз туда, где высилась стена скал. Казалось очевидным, что в таких условиях мы долго не продержимся.