Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Наибольший интерес у меня вызывал букинистический отдел «Звезды» на Арбате, потому что в нем на прилавке был разложен товар, который посетители могли листать. Руководила там молодая дама, довольно серьезная, она всегда была в черном, в каких-то причудливых бусах сидела за столом, вокруг сновал сотрудник, которого ныне можно было бы принять за охранника, но это был, наверное, продавец. Дама же была товаровед, а звали ее, как я узнал позже, М. Я. Чапкина (тогда, вероятно, еще Батасова). Мой звездный час наступал тогда, когда они в очередной раз клали на прилавок годовую подшивку «Нивы», разодранную по номерам. Эти номера можно было листать, никто не кричал и не выгонял. Вообще в арбатских магазинах было много легче что-то смотреть, и ротозеев не гнали мешалкой: в то время как раз уже сняли с улицы троллейбус, сделали ее пешеходной, а вскоре поставили и чудо-фонари, после чего посетителей добавилось.

Каждый, кто интересуется старой книгой, должен что-то читать для утоления интереса и одновременно разжигания внутри себя духа любви к книге. Из тех пособий будущего антиквара, которые стали для моего сознания «прорывными», я назову, конечно, и «Рассказы о книгах» Н. П. Смирнова-Сокольского, и еще более «Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина». Эти сочинения крайне важны для всех, кто хотел бы что-то знать о мире старых книг. Впрочем, прочитав их, я начал мечтать о более серьезном – о двухтомной «Моей библиотеке», которой не было у нас дома, в отличие от перечисленных выше изданий. Купить ее в те годы было практически невозможно: в комиссионных отделах она стоила по 200–300 рублей, и даже любящие меня родители не смогли бы мне помочь.

Но покуда я грезил двухтомником, на меня неизгладимое впечатление оказали две другие книги, которые и предопределили мой интерес как к иностранной книге вообще, так и к истории европейского книжного собирательства и, что еще важнее, к истории книгопереплетного искусства. Первая – это подготовленная И. Е. Бабановым антология «Книгопечатание как искусство: Типографы и издатели XVIII–XX веков о секретах своего ремесла» (1987), которая и сегодня почитается мной шедевром книговедческой литературы. Вторая – составленный В. А. Мильчиной двухтомничек Шарля Нодье «Читайте старые книги: Новеллы, статьи, эссе о книгах, книжниках, чтении» (1989). И хотя прошло больше тридцати лет, но так и остаются эти книги лучшими образцами библиофильской литературы, до сих пор они со мной, и до сих пор нечего поставить рядом с ними. Особенно сегодня, когда сам жанр библиофильской прозы столь жалок.

И только тогда, когда я уже начал работать в лавке у Никитских ворот, приходя туда после школы, мне улыбнулась удача. Конечно, то была удача в лице Карла Карловича, который знал о моей заветной мечте и отложил экземпляр, забрав его из приехавшей большой библиотеки, купленной Крокодилом (В. Д. Инденбаумом, другом М. Е.) у очередных отъезжающих в Израиль. Сто рублей, которые запросил с меня Карл Карлович, были третью реальной цены, за которую книгу можно было продать в два дня. Но, напомню, я тогда учился в последнем классе школы, а сто рублей – для некоторых граждан превышало зарплату. Я и без того несколько месяцев откладывал деньги, но и этого было мало; недостающее добавили родители как подарок на день рождения. Я не слишком помню тот день, помню только, что родители были рады не меньше, учитывая мамину специализацию. Дата этого приобретения мне ныне известна точно, потому что она написана мною на форзаце: 8 апреля 1991 года.

Первым официальным местом моей работы, как только в шестнадцать лет мною был получен паспорт, стал Музей народного искусства, основанный в XIX веке С. Т. Морозовым как Кустарный музей, а уничтоженный лишь совсем недавно. Паспорт гражданина СССР давал тогда не только возможность трудоустроиться, что было не самым главным приоритетом в моем тогдашнем положении, но и беспрепятственно сдавать книги в букинистические магазины; до получения паспорта мне приходилось просить о помощи друзей из реставрационного отряда, когда я что-то хотел снести в бук без ведома родителей.

Отработав в музее два летних месяца (почему-то больше было не положено для школьника), я уже окончательно прибился к антикварной лавке у Никитских ворот, забредая туда после школы и пересматривая книгу за книгой. Лавка вырастала на моих глазах: ремонт, кривая лестница белого камня на второй этаж (лет через десять ее сменит бетон), струганые стеллажи, торговый зал, приемка, подсобка, крыльцо, на котором мы сидели с К. К. в теплые месяцы… Сейчас, вспоминая это убожество начала 1990-х, все равно не удается отделаться от того совершенно волшебного впечатления, которое этот магазинчик производил на сограждан, включая меня. И даже название, которое и тогда и сейчас режет ухо, – «Акция» – не отвращало посетителей.

Несколько слов о «Раритете»