Антисемитизм и упадок русской деревенской прозы. Астафьев, Белов, Распутин

Сталину не нравились дамские знакомства жены. Взять хотя бы и ту же Жемчужину, жену Молотова. По сообщениям чекистов, Жемчужина общается не только с Голдой Меир, но и с другими матерыми сионистками. А сын от первой жены Яков? Совсем одурел от еврейских баб. Женился второй раз, и снова еврейка… Как раз по этой причине отношения с Яковом довольно холодны [Белов 2002в: 196].

Тут у Белова уже не просто антисемитский бред, а полный абсурд. Голда Меир (1898–1978), будущий премьер-министр Израиля, родилась в Киеве, иммигрировала в США в 1906 году и во время описываемых событий начинала свою политическую деятельность в подмандатной Палестине. Послом Израиля в Москве она стала в сентябре 1948 года. Белов указывает на связи Голды Меир с Полиной Жемчужиной (Перл Карповская, 1897–1970), советским государственным деятелем, женой Молотова. В 1930-е годы Жемчужина с Голдой Меир познакомиться не могла, но действительно была другом Надежды Аллилуевой, второй жены Сталина. Вероятно, Белов что-то знал о встрече на приеме дипломатов у Молотова по поводу празднования годовщины революции 7 ноября 1948 года, на котором Жемчужина разговаривала с Голдой Меир, послом Израиля. Жемчужина сказала Меир на идиш (русского Меир практически не знала): «Их бин а идише тохтер» («Я – дочь еврейского народа»). За этим последовали репрессии и ссылка, а также снятие Молотова с поста министра иностранных дел[42].

В романе Белова уже в ранние 1930-е годы Сталиным овладевает боязнь международного еврейского заговора. Сталин читает у Шмакова о масонских ложах и размышляет об этом: «Согласно некоторым свидетельствам, смерть Людовика XVI была решена еще в 1782 и 1785 годах на всемирном конгрессе масонов…» [Белов 2002в: 199]. В сноске Белов ссылается на свидетельство, «цитируемое в “La France juive” Дрюмона» – антисемитском трактате Эдуара Дрюмона (Edouard Drumont) 1886 года, написанном после Франко-прусской войны и выдвигающем против евреев обвинения в расовом и финансовом заговоре против христиан и французов. Сталин не может оторваться от чтения Шмакова, и у Белова цитируются целые абзацы:

Революция во Франции шла во имя любви к родине и под знаменем отечества. Еврейская же революция стремилась, прежде всего, опозорить нашу родину, объявила себя вне отечества и топтала цвета нашего флага в грязь или разрывала его в клочья. «Знаменем» же для своих будущих рабов эта кагальная «музыка» избрала красный флаг, как эмблему тех потоков крови, которыми залила нашу истерзанную страну, дабы на ея развалинах создать исключительно свое, – еврейское благополучие. «Сознательный же пролетариат», не в пример прочим, получил от благодарного еврейства и особое отличие [Белов 2002в: 201][43].

Полностью разделяя выводы Шмакова о роли евреев в истории, Сталин при этом не соглашается с приведенными у Шмакова параллелями между французской революцией и русской революций: