Антисемитизм и упадок русской деревенской прозы. Астафьев, Белов, Распутин

В годы перестройки Распутин говорил о себе как о «человек<е>, делегированн<ом> от экологически настроенной части общества» [Распутин 19906: 1], и термин «экологически настроенной» следует воспринимать в самом широком его значении, не только по отношению к природной окружающей среде. В марте 1990 года он подписал так называемое «Письмо 74-х», отражавшее идеи, настроения и фобии многих участников тогдашнего ультрапатриотического движения деятелей русской культуры[49]. В письме «писателей России» открытым текстом звучали проклятья в адрес Израиля:

Не замечателен ли сам по себе факт, что фабрикация мифа о «русском фашизме» проходит на фоне стремительной реабилитации и безоглядной идеализации сионистской идеологии? Эта идеализация равно касается нынче и советских, и зарубежных культурных, общественных деятелей еврейского происхождения – в том числе политических деятелей фашистского государства-агрессора Израиля. <…> В связи с расширяющимися вне воли русского народа дружественными контактами СССР с фашистским государством Израиль свободный экспорт сионизма в нашу страну стал грозной реальностью, и опасность его для всех народов страны выдвинулась на первый план [Письмо 1990а: 2–4].

В письме также высказывалось опасение, что обсуждаемый «закон об антисемитизме» «особенно опасен для русского населения, сполна уже испытавшего на себе его действие в 20-30-е годы. Как известно, по существу это был ЗАКОН О ГЕНОЦИДЕ РУССКОГО НАРОДА» [Письмо 1990а: 2–4][50].

В «Письме 74-х», как в больной истерике, бурлящей злобой и бешенством, общие места современного антисемитизма переплелись с рваными клочьями советской антисионистской (антиеврейской) риторики и легли на субстрат русского ультранационалистического дискурса. Среди поставивших подпись под этим документом были Татьяна Глушкова, Вадим Кожинов, Юрий Кузнецов, Станислав Куняев, Леонид Леонов, Михаил Лобанов, Александр Проханов и Игорь Шафаревич, известные своими антисемитскими взглядами. Письмо не подписали Виктор Астафьев (по причинам разлада с лагерем ультранационалистов) и Василий Белов (по неизвестным мне причинам). В то же время, по ряду причин, о которых можно судить по-разному, Распутин все еще воздерживался от открыто антисемитских высказываний и настаивал, что, «прежде чем искать виновников в какой-то другой нации, нужно все-таки предъявлять требования к своей собственной» [Распутин 19906: 3].

Распутин оказался в центре внимания прессы в момент особенного накала межнациональных отношений в преддверии распада СССР. В январе 1990 года отрывки из интервью с Распутиным появились в пространной статье корреспондента «Нью-Йорк Таймс» Билла Келлера, посвященной подъему русского национализма в перестроечные годы. В английском переводе первоначальной цитаты из высказывания Распутина была допущена существенная ошибка; Распутин опротестовал публикацию, и «Нью-Йорк Таймс» опубликовала исправленную цитату. Большая часть интервью Распутина с Биллом Келлером была включена в эссе американского писателя Питера Мэттьессона «Жемчужина Сибири», опубликованное в «Нью-Йорк Ревью оф Букс» и посвященное путешествию по озеру Байкал, в котором принял участие и сам Распутин. Даже в уточненном и исправленном варианте это интервью 1990 года остается самым острым и открытым высказыванием Распутина по еврейскому вопросу, сделанным в перестроечные годы. К обвинениям писателя в антисемитских воззрениях привели следующие слова: