Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Не отказывался Сталин и от идеи “мировой революции”. Но внес поправку, “теорию гири”. Дескать, схватки между империалистическими державами неизбежны. — и тогда-то СССР станет “решающей гирей”, брошенной на весы. Выступит последним и окажется победителем. Согласитесь, по сравнению с идеей Троцкого, что Россия должна стать “охапкой хвороста” для разжигания мирового пожара, разница очень существенная. Ну а в ожидании грядущей схватки выдвигалась теория “осажденной крепости”. Не разбазаривание сил и ресурсов в безумных атаках ради “пролетариев всех стран”, а укрепление обороны в капиталистическом окружении. А из иностранных коммунистов настоящим революционером признавался только тот, кто безоговорочно поддерживает СССР, мировой оплот коммунизма [27].

Совершенно неправильным было бы и изображать из Сталина в данный период всемогущего диктатора. Он таким еще вовсе не был, по-прежнему зависел от окружения, от аппарата. Это удел любого главы государства: получать информацию, отфильтрованную и обработанную помощниками, принимать решения, раздляемые ближайшими сотрудниками, и передавать на исполнение опять через помощников. А ведомств было много, громоздкий государственный аппарат насчитывал 2,5 млн “совслужащих”. Попробуй-ка такое хозяйство проконтролировать! Разные ведомства подчинялись тем или иным лидерам, превращаясь в настоящие “феодальные княжества”, действовали по указаниям своих начальников.

Красноречивым примером “всесилия” генерального секретаря является уже упомянутая история с Н.С. Головановым. Не только указаний Сталина оказалось недостаточно, но даже и Политбюро в течение 1928-29 гг пришлось возвращаться к этосу вопросу четырежды! Четырежды принимались решения, требующие от редакций центральных газет — “Правды”, “Известий”, “Комсомольской правды” и др., прекратить гонения на музыканта. И уже после всех этих четырех решений, 5 января 1930 г. Секретариат ЦК очередной раз постановил: “Констатировать, что постановление правительства о прекращении травли и бойкота Голованова не выполнено…” Причем газеты еще и тянули с публикацией этого постановления, лишь под нажимом оно появилось в печати 20 января. Вот вам и “всесилие”!

Наконец, победа над оппозицией вовсе не избавила советское руководство от “оборотней” и их ставленников. Сталин оставался очень умеренным в партийных наказаниях. Только Троцкого он считал настоящим врагом. Впрочем, и Лев Давидович не скрывал истинного отношения к сталинистам. Когда его исключали из партии, он не постеснялся заявить, что если победят они, то не удовлетворятся взятием власти, а расстреляют “эту тупую банду безмозглых бюрократов, предавших революцию. Вы тоже хотели бы расстрелять нас, но не смеете. А мы посмеем, так как это будет совершенно необходимым условием победы” [7]. Но ведь ни его, ни его сторонников никто еще расстреливать не стал. А Каменева и Зиновьева уже в июне 1928 г. вернули из ссылок, восстановили в партии. Каменев стал начальником научно-технического отдела ВСНХ, Зиновьев — ректором Казанского университета, членом редакции журнала “Большевик”. Начали принимать обратно в партию и признавших свои ошибки зиновьевцев, троцкистов.

Однако кроме “битых фигур” в государственной верхушке оставались и другие эмиссары “закулисы”. Так сказать, “второй эшелон”. Деятели, сохранявшие видимую лояльность Сталину, даже активно помогавшие ему громить “левых”. Как уже отмечалось, такие “оборотни” возглавляли ОГПУ — Менжинский и Ягода. При этом Менжинского Иосиф Виссарионович считал честным и добросовестным работником. А вот Ягоду очень не любил и не доверял ему. Сохранились сталинские записки и резолюции для Менжинского, где он просил не показывать Ягоде те или иные дела и документы [208]. Но, несмотря на такое недоверие якобы “всесильного” генсека, первый заместитель председателя ОГПУ почему-то оставался на своем посту. Хотя Менжинский часто болел, и Ягода фактически замещал его.

Кстати, точно так же, как Яков и Вениамин Свердловы, их родственник имел “фамильную черту”: не забывать собственный карман. Через своих подручных Ягода организовал целую систему вымогательства — если имелись данные, что у арестованных или их родных есть чем поживиться, предлагалось облегчение участи за золото, драгоценности, валюту. Стекающиеся к нему богатства Ягода с помощью сообщников пересылал за границу, в иностранные банки. Эти махинации впоследствии были раскрыты в Германии, стали достоянием гласности и использовались нацистской пропагандой (в частности, Розенберг рассказал о них на съезде НСДАП в Нюрнберге 3 сентября 1937 г.)