Антивирус

Впрочем, одну книгу, обнаруженную на полке, Шестаков одолел добровольно. Это были «Очерки по новейшей истории государства Российского», изданные бабушкой еще до ее ссылки в Вологду, в период ее профессорства в университете Санкт-Петербурга. Содержательная часть книги в памяти не задержалась, но запомнилось ощущение детского восторга, что этот текст написан именно бабушкой. Обновить впечатления в более зрелом возрасте Шестакову не удалось. Тираж очерков, как уверяли букинисты, был небольшим – пять сотен экземпляров, к тому же большую часть тиража пришлось уничтожить по решению суда. Бесследно растворилась куда-то и огромная бабушкина библиотека. Управляющий кондоминиума «Северное сияние» только пожал плечами, когда Шестаков приехал в Вологду вступать в права наследства. Сказал: ничего не знаю. Доступа в квартиру ни у кого не было. А если вещи пропали, обращайтесь с частным обвинением в управу. Шестаков намек понял и никуда обращаться не стал…

Часто среди реальных событий, имен и фактов попадались и посторонние вкрапления. Какие-то звуки волн, запахи дыма и печеного хлеба, громкие песни со стороны ночной реки, потрескивание костра, нервно отстреливающего искры в низкое небо. Чаще всего ложные воспоминания приходили в тот момент, когда Шестаков задумывался над вопросами Тана о родственниках. Шестаков и сам понимал, что где-то у него могут быть дяди, тети и кузены с кузинами, но их следов в своей памяти не находил. И только однажды засомневался, когда Тан стал упорно расспрашивать о старшей сестре.

Нет, сестры у Шестакова не могло быть, он знал это совершенно точно, но упорство Тана заставило задуматься. В пограничном состоянии между собственными и чужими воспоминаниями к нему иногда приходила женщина, не похожая ни на бабушку, ни на мать, ни на бывшую супругу Настю, с которой Шестаков бездарно прожил целых пять лет. Это была совершенно незнакомая женщина. Иногда он слышал ее тихий низкий голос. Иногда – смех…

Вскоре в блоге Шестакова стали появляться комментарии. Первый был такой: «Как странно, даже противоестественно, что в мире существует порода людей, отмеченных божественным даром жить только воображением». Через час запись пропала.

Спустя несколько дней появился новый комментарий: «Самое важное, что я знаю, – это то, что, когда человек умирает, нам это только кажется. Он все еще жив в прошлом, поэтому очень глупо плакать на его похоронах. Все моменты прошлого, настоящего и будущего всегда существовали. И всегда будут существовать».

Через три дня обнаружилась еще одна запись: «Наш век – победа изображения над повествованием. Изображение присвоили себе таланты и гении, оставив повествование остальным. Метафора стала Богом, которому мы поклоняемся. В этом есть что-то языческое. Мы стали язычниками. Наш Бог – материя. Пора вернуться к повествованию, сделав его носителем великих идей».

Сообщения состояли, как казалось Шестакову, из ничего не значащих фраз, словно их случайно забросило на его необитаемый остров каким-то неведомым цифровым ураганом. Каждое приходило в тот момент, когда Шестков был один. А исчезало почти сразу после прочтения. Физический доступ к серверам единственного дата-центра, спрятанного в синих тихоокеанских глубинах неподалеку от острова Сайпан, полностью контролировался китайским военно-морским флотом. Но модераторы из Центрального штаба группы флотов «Север» в Шанхае пожимали плечами. Их системные фильтры фиксировали нули на всей шкале активности. И это было странно. Активность – она либо есть, либо ее нет. Средней позиции не существует.

Шестаков воспользовался советом и сменил координатную позицию блога с зональной на глобальную, а заодно зарегистрировал новый блог. И целую неделю тихо радовался спокойной жизни. А потом послания стали приходить опять. Такие же анонимные, неуловимые, исчезающие после прочтения. Правда теперь информационный океан стал выбрасывать на песчаный берег уже не сборники абстрактных истин, а вполне внятные отрывки из размышления о текущих событиях в культурной и спортивной жизни страны.

Со временем Шестаков не просто свыкся с посланиями, а даже наладил с фантомным собеседником обмен – в свои посты осторожно вставлял вопросы, а из полученных сообщений вычленял ответы. Иногда ответы были явными. Иногда – не очень. Бывало, что собеседник выражался совсем уж иносказательно, и тогда Шестакову приходилось изрядно поломать голову. По всему выходило, что его анонимный собеседник не прочь поговорить откровенно, но по каким-то причинам сделать этого не может.