– В целом мне все понятно. Ну а частности не интересуют. – Седой вернул Шестакову документ и портмоне. – Из рук не выпускай. С этими муниципальными волками я потолкую, объясню им всю глубину неправоты, но и ты волну не гони. Советую жалобу не подавать. Надеюсь, они тебе карманы не полностью опустошили?
– Спасибо, – одними губами произнес Шестаков.
Седой прищурился.
– Человек, с которым тебя перепутали, в большие неприятности угодил. Хорошие деньги за него обещают, парень. Постарайся не привлекать внимание, если не хочешь новых проблем. Уяснил?
Внезапный порыв степного ветра разметал ржавую пыль, осевшую вдоль железнодорожной насыпи, и швырнул Шестакову прямо в лицо горсть мелкого рыжеватого песка. С кряхтеньем присев на рельсы, он снял с плеча рюкзак, не спеша расшнуровал правый ботинок, экономно промыл растертые пальцы водой из пластиковой бутылки, внимательно осмотрел все потертости и смазал микротрещины биогелем. Ноге сразу стало легче.
День уже заканчивался, но пейзаж был все тот же – заброшенная железнодорожная ветка, серая насыпь, уставший металл. Сквозь сгнившие шпалы пробивались молодой березняк и кусты боярышника, покрытые толстым слоем серой пыли. Стайка грачей с шумом нарезала круги над узкой лесополосой. Шестаков поправил рюкзак. Зашнуровал ботинок. Сделал последний глоток теплой воды из пластиковой бутылки. Обираловка, по его расчетам, должна была уже показаться. Но почему-то упорно не показывалась.
На выцветший от времени деревянный указатель Шестаков наткнулся спустя три часа, когда и солнце уже почти зашло, и нога распухла так, что на нее с трудом можно было наступать. Даже спустя много лет было видно, что станция Обираловка когда-то жила насыщенной жизнью. Обслуживала фермерские хозяйства в окрестностях, которые занимались растениеводством и еженедельно устраивали ярмарки. Теперь на местных полях вместо пшеницы цвели дикие травы, станцию вычеркнули из реестра, путепровод сполз в овраг, от крепких зданий остались лишь медленно разрушающиеся стены.
Зато, как ни странно, сохранилась будка смотрителя, скрывавшаяся в зарослях кустарника на бывшем переезде. Там Шестаков и заночевал. Уцелевшую печку-буржуйку накормил собранным сухостоем досыта, поэтому тепла хватило почти до рассвета. А с восходом солнца отправился дальше, вдоль насыпи, когда-то соединявшей Обираловку с самыми крупными окрестными поселениями: Ротовкой, Невольным, Погостовым и Широким. Теперь все эти деревни встречали Шестакова покосившимися водонапорными башнями, улицами, заросшими бурьяном, поваленными столбами без проводов и пустыми окнами домов.
Из общего ряда выбивалось только Погостово. Еще издалека Шестаков приметил никем не тронутую часовню на пригорке, которая лишь почернела боками и сильно скособочилась от времени. Дома в Погостово оказались практически целыми. В некоторых даже посуда стояла нетронутой в пыльных сервантах. На чьем-то гнилом крыльце валялась и забытая бутылка водки, почти не пострадавшая от времени. Только могилы в Погостово удивляли. Они были прямо во дворах. Не по-христиански как-то…
– Вот черт, одного что, забыли похоронить? – удивился Шестаков, заметив в заросшем палисаднике укутанную пледом фигуру. Но человек в кресле-качалке, к его радости, стал проявлять признаки жизни. Заслышал шаги, он зашевелился, выронил из рук древнюю магнитолу «Тошиба», откашлялся и громко спросил:
– Эй, здесь кто-то есть, или у меня опять слуховые галлюцинации?
– Не бойтесь, я пришел с миром, – крикнул Шестаков, демонстрируя пустые ладони.
Но человек в кресле-качалке был не только стар, но и слеп.
– Мне сейчас смешно кого-то бояться, так что заходи, не стесняйся.
– Во всей округе пустые дома. А вы почему не уехали? – удивился Шестаков.
– Долгая история. – Старик с кряхтеньем поднялся, аккуратно свернул клетчатый плед, распахнул калитку. – Меня когда-то Аркадием Васильевичем звали. А тебя?
– Дмитрием.
– Заходи в дом, Дима, а то неудобно через забор общаться. Пообедай со мной, не откажи в любезности. Правда, я не особенно хлебосольный хозяин. Кроме как пшеничной кашей и угостить нечем.
В доме было сыро и зябко. Почти так же, как на улице.
Шестаков присел на деревянную лавку в летней кухне и поежился.
– У меня есть немного консервированной говядины. С вашей кашей она вполне…
Старик на ощупь разжег примус, набрал воды в эмалированный китайский чайник, поставил его на огонь.
– Что привело тебя в наши края? Извини за любопытство, но люди в моем доме давно не появлялись.
– Это тоже долгая история. – Шестаков задумался. – Я и сам еще не до конца во всем разобрался. Как-то все внезапно произошло…
– Странствуешь?
– Не совсем. Одного человека разыскиваю. Точнее, женщину.
– Она здешняя? Может, я чем-то смогу помочь?
– Вряд ли. Я даже не знаю толком, кто она. И где искать, не имею понятия.
Старик хмыкнул.
– Интригующе и многообещающе. А имя у этой женщины есть?
– Есть. Ее зовут Искра. Фамилия – Надеждина. Но я не думаю, что она из этих краев.
– Тогда почему ты пришел к нам?
Шестаков рассмеялся.