Антивирус

– Придется тебе, морячок, сначала проследовать с нами. До выяснения, грубо говоря, личности. – Помощники шерифа расхохотались одновременно. – Печать в твоем паспорте какая-то размытая. А вдруг ты не гражданин России, а какой-нибудь антисоциальный элемент? Короче, будешь оказывать сопротивление или пойдешь добровольно?

Шестаков коротко пожал плечами и отвернулся…

В участке их ждал третий толстяк, похожий на двух предыдущих, только постарше и с одышкой. Он и заполнил протокол временного задержания, забрав у Шестакова часы и все остальное, что нашлось в карманах бушлата. Не заинтересовали помощника шерифа только рублевые купюры.

– Куда направлялся задержанный?

– В Обираловку, – пояснил Шестаков, чем вызвал у толстяков новый приступ смеха.

– Точно, был у нас такой населенный пункт, – выдавил из себя старший, отсмеявшись. – Только его расформировали давно. Народец оттуда разбежался. Тебе кто нужен-то?

– Никто не нужен. Могилу деда ищу.

– Могилы предков – это святое. Вот личность твою завтра установим, и враз отпустим, если не соврал. Поедешь куда хотел, скажешь деду спасибо за Победу.

– А сегодня нельзя?

– Сегодня праздник у всех россиян, мил человек, – День святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Все россияне по домам сидят. Праздник празднуют. Сам подумай: кто в такой великий день работать будет? Только нехристи какие-нибудь. Или не согласен?

Шестакова закрыли в узком помещении без окон, разделенном пополам толстой решеткой, пообещав на ночь выдать матрац. Судя по звукам, помощники шерифа вызвали кого-то, кто принес им дешевого вина, и все вместе сели играть в покер. Шестаков расстелил на полу бушлат, уперся спиной в решетку, чтобы не мелькала перед глазами голая лампочка, и закрыл глаза. Все же в камере было теплее, чем на лавочке…

Через пару часов стражи подозрительно всполошились. Стали вдруг заходить к Шестакову по очереди, распространяя запах сивухи, похохатывать и перешучиваться. А старший даже ужин принес – глубокую миску супа с большим ломтем подового хлеба.

– Вставай, арестант. Мы сегодня добрые. Учил науку историю? Знаешь, как во времена Римского императора Адриана жила в Риме благочестивая вдова София? Были у нее три дочери – Вера, Надежда и Любовь, и всех она воспитала в любви к Богу. Слух о благочестивой семье дошел до этого тирана, он вызвал к себе трех сестер и воспитавшую их мать и потребовал от девочек, чтобы они отреклись от Иисуса. Они отказались. Тогда император приказал принести их в жертву своим языческим богам. Старшей, Вере, было тогда двенадцать лет. Надежде – десять. А самой младшей – всего девять. Мать их, Софию, телесным мукам не подвергли, ее обрекли на более сильные мучения – душевные. Похоронила она своих дочерей, два дня не отходила от могилы, а на третий день Господь ниспослал ей тихую кончину…

Помощник шерифа утер рукавом пьяную слезу.

– Весь суп слопал, нехристь? Добавки хочешь? Моя варила. У нее знатный суп – на петушином бульоне…

Причину странного поведения правоохранителей Шестаков понял только утром, когда его полусонного выволокли на задний двор. Хищный силуэт бронетранспортера «Великая стена», припаркованного в переулке, не заметить было невозможно. Ну а когда из бронированной машины выпрыгнул командир отдельного штурмового отряда «Клин» Седой в сопровождении двух своих бойцов, Шестакову показалось, что мир вокруг застыл, словно стал стеклянным, а скоро разлетится на фрагменты…

– Этот что ли? – Седой бросил на Шестакова равнодушный взгляд.

Помощник шерифа икнул, распространяя сивушные масла, и подтолкнул арестованного вперед.

– У нас товар, у вас купец. Юани привезли?

После празднично проведенной ночи лицо у него так опухло, что глаза стали напоминать бойницы в крепостной стене.

– Не спеши, командир, товар-то у тебя, похоже, некондиционный….

– Какой еще некондиционный? – округлил глаза старший толстяк и полез что-то искать по карманам. – Мы это… внимательно… По ориентировке. Сам погляди – вылитый!

Седой схватил Шестакова за рукав бушлата и подтянул поближе.

– Сейчас проверим, кто здесь вылитый. Где документы задержанного? Потолковать с ним хочу наедине.

В присутствие двух угрюмых бойцов штурмового отряда «Клин» спорить с Седым никто не захотел.

Шестаков прислонился плечом к кирпичной кладке и просто ждал, чем все это закончится. Он понимал, что Седой не узнать его не мог. Несмотря на худобу, усталость, тусклый взгляд, сизые от щетины щеки и потрепанный бушлат. Нельзя неузнаваемо измениться всего за полгода без использования биопластики.

Но время шло. Седой, никуда не торопясь, листал потрепанный паспорт речника.

– А действительно чем-то похож! – На его лице появилось нечто, отдаленно напоминающее улыбку.

– На кого похож? – равнодушно спросил Шестаков.

– На матерого преступника, который сбежал от правосудия и находится в международном розыске. Немудрено было спутать. Сам-то откуда?

– Из Дудинки. Следую в порт Салехард. В настоящее время нахожусь в очередном оплачиваемом отпуске. Имею предписание палубного матроса на сухогруз «Надежда Сургута».