Антология альтернативной литературы 1. Альманах

– Пойдем, я тебя уложу, – беспокоится молодожен.

Решился, все-таки. Пойдем, пойдем, сволочь. Я этот дом как свои пять пальцев знаю. И кочергу на камине в Ларискиной спальне знаю. Острую, Каслинского литья. «Основной инстинкт», бля…

– А давай я ее уложу.

Голос у луноликого глухой, почти неслышный.

Мужики взрываются хохотом:

– Отдай ему бабу!

– Он белой бабы не видел, уступи ему!

Даже белесый просыпается и смеется похрюкивая.

Ну вот, угадала. Не видел он русской бабы. И не увидит. Что ж, хороший вариант…

Луноликий выводит меня из кухни и плотно закрывает дверь. Я даже не запинаюсь о косяк – мышцы слушаются, значит, можно повоевать. Кстати, под Ларискиной спальней крыша пельменной, и это шанс… Борцы шумят на кухне. Ожили. Я вас понимаю, мальчики.

Луноликий на цыпочках идет в прихожую. Он только раз зыркает лисьими глазами. В них приказ: «Замри». Он так долго и бесшумно открывает замок, что я схожу с ума, я падаю – нельзя доверять подкорке…

Луноликий сует в руки сумку и выводит на лестницу.

– Идти можешь?

Не могу.

Но иду.

Оборачиваюсь, спрашиваю:

– Как тебя зовут?

– Даржи.

Вот теперь точно свалюсь.

– Сколько тебе лет?

Луноликий качается на кривых ногах и улыбается. Ничего хорошего в его улыбке нет – какие-то степи, мохнатые лошади, вонючие малахаи, кривые луки… – Пошла ты на хуй. Как же я вас, русских, ненавижу…

Из великого уложения монголов. XIII век.

«И если кто дернет за косу чужую рабыню или покусится на ее честь, тому положено сорок плетей…

И если кто дернет за косу или покусится на жену арата, тому отрубить руку…

И если кто дернет за косу или покусится на жену воина, тому рубить голову и всю добычу отдать хозяину…»

Марк Элгарт (Завхоз). Нью-Йорк :: …И земля не примет. (Рассказ домового)

– Ну да, домовой, так и чего? Вы вот считаете, если я домовой – так могу только с клопами или тараканами какими разговоры разговаривать, и с крысами за жизнь обсуждать, да? Не без того, конечно. Только вот у нормального домового всегда найдётся с кем и о чём поговорить, хоть и мелкие мы по наружности. Да, иногда с крысами, иногда с тараканами, иногда с ещё гадостью какой, с людями, как ты, к примеру. Это ведь только вы, люди, считаете, что мы домовые в запечном углу сидим, ничего дальше котелков не видим, а мы всё замечаем, только не говорим никому. И молчим мы до времени – потому как не всё вам, людям, знать положено.

Вот про графа вашего, зубастого, что ты мне рассказывал, к примеру. Нет, я ничего такого сказать не хочу – может, он и по стенам ползал, может, и в туман превращался – спорить не буду, нежить она всякая бывает: Акулина та же – ведьма – ещё и не то умела, да и я, если приспичит, тоже могу по мелочи в кого-нибудь перекинуться, дурацкое дело нехитрое. Но вот в то, что он полтыщи лет покойником пробыл и красавчиком таким же, как при жизни остался – не поверю. Упырь – он упырь и есть, хоть граф какой, хоть девка простая без чинов. Вот та же Варька к примеру… История давняя и страшная, но если не я – кто ж тебе ещё расскажет?..

– Итак, было это… Когда у нас крепостным волю дали? Ну, вот, аккурат через два года после того. Лет сто тридцать назад выходит, а как будто вчера, да. Отец, значит, Варькин – Степан Алексеевич Сапожников – крепкий мужик был. И умом бог не обидел, и руки на месте, да и хозяйство у него было богатое. Ещё когда крепостным был, уже тогда сам батраков держал, и деньги у него водились хорошие. Сам барин, Фёдор Ильич Танайский, его очень уважал. И домовой у него хороший был – Сенька, дружок мой.

Понятно, что мужик Степан Алексеич строгий был, ну да в таком хозяйстве без этого никак нельзя. Но и отходчивый, тут я врать не буду. То есть, всё хорошо: дом – полная чаша, жена – красавица, дети – душа не нарадуется.

И вот надо же, такая напасть…

Детей у Степана Алексеича двое было: дочь младшая Варька и сын Иван. Ивану тогда уже лет двадцать было, здоровенный парень. Что работать, что веселиться помалу не умел – всё за троих. Как на улицу с гармонью выйдет, так все девки сбегались. А уж если с кем подерётся, дело-то молодое, не без этого, так того неделю потом отхаживают. Сестру любил – спасу нет. Кто на неё косо глянет или шутку какую не по делу отпустит – всё, пропал человек.