— Ничтожество! — сказала жена.
— И это за мою откровенность, — пошатнулся Ф. Я.
— Надо позвонить Борьке и объяснить все как есть. Сказать, что пошутил. Глупо пошутил.
— Невозможно! Это просто невозможно! — Ф. Я. живо вообразил себе злорадное лицо приятеля. А какая неисчерпаемая тема для Нинкиных издевательских острот! Ей на полгода хватит. Язычок у нее — ой-ой-ой!
— Выкручивайся, как знаешь! — сказала жена.
«Подруга жизни, — горько подумал Ф. Я. — Семь лет женаты, а как чужие. Чуть что — сразу в сторону».
Здесь нет нужды описывать душевные переживания Напраслина Ф. Я., его бессонницу, вкус настойки пустырника, которую, морщась, глотал он в 2 часа ночи на кухне, шлепанье босых ног по коридору (и куда провалились эти чертовы тапочки!) и прочее.
Рассвет застал Ф. Я. на ногах. А уже в половине девятого утра он лежал под иностранной машиной, гремел гаечными ключами и замирал от страха, что в любую минуту может подойти ее истинный владелец и потребовать объяснений.
В 9 часов, минута в минуту, Ф. Я. услышал над головой оживленные голоса. Разговор сменился глубокой паузой. Надо полагать, говорившие изучали представшую перед ними картину.
— Что, стоп-машина? — первым нарушил молчание Борька.
— А ты сам не видишь? — сказал из-под машины Ф. Я.
— Что-нибудь серьезное? — с деланной тревогой в голосе поинтересовалась Нинка.
— Карданный вал, — вкладывая в эти слова все запасы скорби, сообщил Ф. Я. — Серьезней не бывает. Колымага уже двести тысяч прошла. Дядя ее не очень-то щадил.
— Двести тысяч! — ужаснулась Нинка.
— М-да, вот они какие пироги! — совершенно не к месту промямлил Борька.
— Мам, ну когда мы поедем! — заканючил их малолетний отпрыск.
— Замолчи! — прикрикнули на него. — Не видишь, машина сломалась, ее ремонтируют!
— Ты бы предложил ему свою помощь! — набросилась Нинка на мужа. — Стоишь как столб.
— Тебе помочь? — спросил Борька.
— А чем ты мне поможешь? Ты же в автомобилях не разбираешься.
— Не разбираюсь, — как эхо повторил Борька.
— Только мешать будешь. А я вам и так все планы спутал. Идите лучше домой. И не обижайтесь на меня.
— Что ты, Напраслин! — сказала Нинка, и голос ее зазвенел благородством. — Это ты нас извини. Навязались со своим пикником. Ну, ничего, как-ни будь в другой раз. Не расстраивайся, все будет в порядке. Мы пойдем, не будем у тебя над душой стоять.
— Спасибо, ребята! — отозвался Ф. Я. — Конечно, идите. Я уж тут один.
Он видел их удаляющиеся ноги. Потом плыли кучевые облака, ничего не подозревавшие о страданиях Напраслина Ф. Я.
Дома он долго стоял под душем и шептал: «Уезжай, машина, отсюда! Ну, чего тебе здесь делать? Уезжай, а! Совсем уезжай!»
Но она не уехала ни назавтра, ни на послезавтра. В понедельник утром Напраслин встретился с Борькой на платформе: они ездили каждый на свою службу к одному часу, и на электричке было удобней всего.
Первый Борькин вопрос, разумеется, был о машине.
— Сам знаешь, как с запчастями Тем более это тебе не «Жигули».
— Да, да, — закивал головой Борька. Туг подошел поезд, толпа подхватила их, швырнула в двери и разнесла в разные стороны. — Созвонимся! — крикнул через головы друг и соперник.
Машина уехала в воскресенье вечером. Услышаны были заклинания Напраслина Ф. Я. Он как раз рыскал вокруг, гипнотизируя автомобиль иностранной марки, когда к машине подошел мужчина и вставил ключ в замочную скважину дверцы. Лицом мужчина напоминал какого-нибудь герцога в изгнании, а может, Ф. Я. так просто показалось, уж больно необузданным воображением обладал он.
— Уезжаете? — спросил Ф. Я. робко.
— А вам-то что? — спросил мужчина, он уже сел в кресло и взглянул на Ф. Я. подозрительно.
— Ничего, — сказал Ф. Я. без обиды. — Я просто так. Очень у вас машина красивая.
— Красивая! — фыркнул мужчина. — Не верьте красоте. Красота — обман! — Мужчина включил зажигание и отжал сцепление, но машина не завелась.
— Значит, уезжаете? — повторил Ф. Я., забыв, что он уже задавал этот вопрос, в сущности довольно бессмысленный в данной ситуации. Но мужчина не рассердился на этот раз.
— Не то слово уезжаю, — сказал он, — уношу ноги.
— А когда приедете? — спросил Ф. Я.
— А уж от этого прошу уволить, — сказал мужчина. — Сыт по горло! Хватит! — При этих словах машина завелась. — Не верьте красоте, уважаемый! — Герцог вдруг как-то потерял к Ф. Я. последние остатки интереса и захлопнул дверцу, даже не попрощавшись. Машина зашипела шинами по асфальту, как яичница, и исчезла.
Напраслину сделалось грустно. Почти две недели владел он машиной, и теперь у него ничего не было. Он двинулся, не думая куда идет, и вышел к зданию кинотеатра. Перед ним было безлюдно, последний сеанс уже начался. Рабочие меняли щит с рекламой фильма минувшей недели на новый. Его вытащили из огромной рамы, обращенной к парку, и сквозь пустой четырехугольник смотрели обнаженные деревья. Они извещали, что завтра опять будет осень.