Владимир ВОИНОВ
Жизнь человека
Музыкальный критик Дурной
Однажды, а когда — я позабыл число,
Дурного на концерт зачем-то принесло.
Окинул взором зал. взял место, где не глушит.
Уперся в землю лбом, развесил чинно уши
И принялся внимать с улыбкой на тубах
Тому, что написал когда-то немец Бах.
Ворочались смычки, аккорды трепетали.
Сердился контрабас, тромбоны рокотали,
И вот уже вошли в круг баховских идей
Все «сорок человек и восемь лошадей» —
Весь доблестный состав прелестного оркестра:
Отчаянно махал конечностью маэстро:
За звуковой волной плыла опять волна,
Мистического трепета полна.
Проснулся старый Бах. Толпа заволновалась,
И в души слушавших, как в пропасти, вливалась…
И чутко приняла великого творца
От самого начала до конца.
У входа полисмен — и тот залюбовался…
Один только Дурной сидел и улыбался.
Потом сердито встал и плюнул на паркет:
«Mon Dieux![5]
какая дрянь! Ведь это ж винегрет!Где девственность игры? Скрипичная невинность?
Где эти сладкие клубничность и малинность,
Которые в своей стыдливой наготе
Уносят нашу мысль к предвечной пустоте?
Аккорды труб должны огнем вливаться в вены, —
У вас они сверлят лишь потолок да стены
И глохнут, как старик столетний на одре.
У сцены бьется звук, как в кожаном ведре,
Теряя красоту, воинственность и зычность.
Рождая в голове одну ка-ко-фо-ничность.
О, не играйте так! Я вас молю, прошу.
Иначе я о вас такое напишу…»
Тут кто-то оборвал ворчливого Дурного:
«Послушай, борода! Да это же не ново!
Пиши об этом всем в свой «Вестник», «Голос», «Край»,
Но только знай:
Коль в критики тебя пришлось избрать судьбе.
То прежде отнесись критически к себе, —
Под черепом своим учти-ка всю наличность:
А ну, как там всего одна ка-ко-фо-ничность?!»
«Жуть зеленая»
В дни «культуры и прогресса»,
Исхудавшая, как тень.
Молчаливо терпит пресса
Ото всех кому не лень.
Кроме мелких унижений,
Ничего теперь не ждешь
От различных «положений» —
Щекотливых, точно еж.
Подвозить «идею» к «массе»
Нужно, трепетно дрожа.
Будто «зайца» в третьем классе