Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский

— Здравствуйте. В соответствии с новыми указами Президента по борьбе с преступностью и другими уродливыми явлениями нашим ведомством разработана программа по искоренению явления, которое вы представляете.

Девчонки шумно отреагировали, кто свистом, кто аплодисментами.

— Вы слушайте, слушайте, — остановил их полковник, выступавший ранее, сейчас он сидел за столиком, сбоку сцены и подчеркнуто внимательно подыгрывал начальству.

— Так вот, — продолжил генерал. — Первой нашей мыслью было принятие самых жестких мер, вплоть до отрезания волос и выселения из Москвы. Но потом, поразмыслив, мы поняли: это дело прошлое. Так и раньше боролись. Еще с вашими мамашами.

— И с бабулями, — донеслось из зала.

— Вот-вот. А результат — ноль.

— Без палочки!

В зале подхватили шутку:

— С палочкой!

— Прекратить! — это рявкнул полковник. Совсем не по-отечески. Зал затих, испугался.

— Ничего, ничего, — сказал генерал. — Пусть шутят, я люблю юмор. Не надо осаживать, Евгений Никонович. — Значит, на чем мы… Да… И мы приняли решение бороться, чтоб всем была польза. И вам, и всему обществу. Так использовать…

— Рельсы класть, что ли?

— Нет, уважаемые. Не рельсы. А по прямому назначению.

— Как, как?

— Сексологи нам подсказали. Представьте себе далекий гарнизон. Красивые молодые ребята служат. А девушек нет. Что им делать?

— Онанизмом заниматься!

— Вот-вот… А лучше, если вы к ним приедете. И служба у них иначе пойдет, и замуж кое-кто выйдет.

— Вот еще. Ехать в глушь.

— Тогда другой пример. Городской. Мужчина в возрасте. Разведен или вдовец. Важный для общества член…

Зал опять чуть не лопнул от смеха.

— В смысле, член общества. Ученый, писатель. Лауреат призов. И нам не безразлично его настроение. Его вклад в общее дело. А он, возможно, стесняется. Или деньжат нет.

— Что? Стариков обслуживать? Бесплатно?!

Генерал рассердился, что его не поняли:

— Нет у него денег, нет. Что делать?

— Пусть дрочит!

— Нет, милые, — ехидно сказал генерал. — Дрочить он и без вас может. И я не то чтоб вашего согласия спрашиваю. Нет. Я вам новое положение разъясняю. Согласно которому вы… То есть каждая из вас с этого для считается призванной на трудовой фронт. Хотите, как та беленькая сказала, рельсы кладите. Не хотите — по основной профессии. Подробности вам Евгений Никонович объяснит. Срок вашего призыва — один год. А там — посмотрим. Кому понравится — в вольнонаемные. Нет — идите на все четыре стороны. Если снова не попадетесь.

Под топот и свист генерал ушел с трибуны.

На авансцену снова вышел полковник:

— Девчата. Напрасно вы так. Он мужик правильный. Мы все как лучше хотим. Так уж получилось. Сейчас спуститесь на этаж, там столики, ну, как на выборах. Если есть пожелания, записывайтесь. В армию или там во флот. К полярникам или к геологам. Ну, а кто в городе хочет остаться, значит, как сказал генерал. Ученые в годах, деятели культуры. Если кто есть на примете, не стесняйтесь.

Когда зад опустел. Сьюз поднялась к полковнику на сцену.

— Тебе чего, милая? — спросил полковник, измученный, жалкий.

— Есть у меня на примете один человек. Запишите. Пожилой.

— Кто? Как фамилия, адрес?

— Малышко. Алексей Петрович. Вот его телефон…

Полковник записал номер. Отошел с ним в кабинет.

Через несколько минут вышел:

— Нет его, милая. Уехал. Иди, записывайся.

14. Подводный щит Родины

Напрасно Малышко летал в Мурманск, никакого Президента там не оказалось. Сотрудники тамошнего ФСБ были введены в заблуждение предпринимателем Зуевым. Празднуя свадьбу дочери, он нанял в областном театре актера и загримировал его под Президента, что и вызвало панику.

Проклиная все на свете, Малышко решил перед обратным полетом немного оттянуться. Недалеко от главного проспекта он заметил лесенку, резные перила, дверь в медном орнаменте. «Северное сияние» — объясняло название.

Крепкий паренек открыл дверь, внимательно осмотрел Малышко:

— У нас не дешево.

— Ничего. Вытерпим.

Несмотря на ранний час, все столики заняты. В углу беседовали «мафиози». Чуть поодаль — две «интердевочки». Несколько молодых пар — не подсядешь. Может, к морскому капитану с юнгой?

Капитан не возражал. Он был в прекрасном настроении. Две трети «Абсолюта» перекочевало в его трюм.

— Майор? Полковник? — спросил он. — Я коллегу за версту чую. А это — Сашка, племяш мой. Хочу моряка из него сделать. Можно налить? Пока принесут?

И, не дожидаясь ответа, налил в фужерчик и скинул с салатной горки пару помидорин в луковых крошках и майонезных подтеках.

— Что там у вас, в столице? И нас уже трясет. Начальство меняют. Указы, депеши. Черт-те что!

Малышко сделал неопределенный жест.

— Осторожный ты больно, — сказал капитан. — Они все про нас знают. Недавно получаю шифровку: «Зачем, Рунин, жене изменяешь?» А-а?

— Товарищ капитан, — сказал юнга. Голос у него был неоформившийся, женский. И румянец от вина — яркий, молодой.

— Не буду, — извинился капитан. — Не любит племяш мой про семейное положение слышать. Жена моя тебе кто?

— Стерва, — сказал юнга.

Малышко пригляделся и обнаружил под матроской у юнги, где и положено, две явные припухлости.

Капитан чмокнул юнгу в щеку, тот оттолкнул его и зло сказал: