Антоний и Клеопатра

Поскольку все легаты были осторожны и не упоминали о Вентидии, к концу первой нундины в Самосате Антоний почувствовал себя командиром. В итоге свои обиды Антоний выместил на городе. Все население было продано в рабство в Никефории, где представитель нового царя парфян Фраата купил их, поскольку в Парфии не хватало рабочих рук после казни значительной части народа, от самых низших слоев до самых высших. Его сыновья первыми сложили головы. Но своего племянника, некоего Монеса, он упустил. Тот убежал в Сирию и исчез, к великой досаде Фраата, которому нравилось быть царем.

Стены Самосаты были снесены. Антоний хотел использовать их для строительства моста через Евфрат, но река была такая глубокая и сильная, что сносила камни, как рубленую солому. В конце концов он просто разбросал их повсюду.

К тому времени, как все закончилось, ночи стали холодными. Антоний сместил Антиоха, взял с него огромный штраф и посадил на трон его брата, Митридата. Публия Канидия он поставил во главе легионов, которые были размещены в лагерях около Антиохии и Дамаска. Антонию предстояло подготовиться к кампаниям в Армении и Мидии в следующем году – под его личным командованием. Гай Сосий был назначен наместником Сирии, он должен был посадить Ирода на трон, как только закончится зимний отпуск.

В Александретте Антоний сел на корабль, капитан которого согласился выйти в открытое море. Рана медленно затягивалась, он снова мог смотреть в глаза своим товарищам-римлянам, не задавая себе вопроса, что они думают о нем. Но ему нужна была любимая женская грудь, в которую он мог бы уткнуться! Беда в том, что эта желанная женская грудь принадлежала Клеопатре.

13

Когда Агриппа возвратился после двухлетнего пребывания в Дальней Галлии, покрыв себя славой, он и два его легиона, которые он привел с собой, встали лагерем на Марсовом поле, за чертой померия. Сенат даровал ему триумф, а это значило, что по религиозным правилам ему запрещалось до триумфа вступать в Рим. Само собой разумеется, он думал, что Цезарь будет ждать его у входа в великолепную красную палатку, поставленную для командующего в его временном изгнании. Но Цезаря не было. И сенаторов не было. Может быть, это он сам прибыл слишком рано, подумал Агриппа, приказав своему денщику внести в палатку вещи. Он очень хотел видеть Цезаря, поэтому не пошел в палатку. Его зоркие глаза могли заметить блеск металла в двух милях от себя, и он облегченно вздохнул, увидев большую вооруженную охрану германцев, появившуюся из Фонтинальских ворот и спускающуюся по холму к Прямой улице. Потом он нахмурился. В середине отряда был паланкин. Цезарь в паланкине? Он болен?

Встревоженный, сгорающий от нетерпения, Агриппа взял себя в руки и остался на месте, не побежал к этому неуклюжему транспортному средству, которое в конце концов приблизилось под приветственные крики германцев.

Когда из паланкина выскочил Меценат, Агриппа даже рот открыл.

– Пошли, – резко бросил этот архиманипулятор, направляясь к палатке.

– Что такое? В чем дело? Цезарь болен?

– Нет, не болен, просто, как всегда, в гуще событий, – сказал Меценат. Вид у него был напряженный. – Его дом окружен охраной, и он не может выйти оттуда. Он вынужден был укрепить его, представляешь? Укрепления и ров на Палатине!

– Почему? – спросил ошарашенный Агриппа.

– А ты не знаешь? И догадаться не можешь? Что же еще, кроме запасов зерна, налогов, высоких цен?

Стиснув зубы, Агриппа уставился на штандарты с орлами, воткнутые в землю около его палатки и перевитые победными лаврами.

– Ты прав, мне следовало знать. Какова последняя глава в этой вечной эпопее? О боги, это становится столь же тягостным, как бедствия, описанные Фукидидом!

– Слизняк Лепид – с шестнадцатью легионами под его командованием! – позволил Сексту Помпею забрать весь груз с африканским зерном. Затем этот предатель-дворняжка Менодор поскандалил с Сабином – не понравилось быть под его началом – и вернулся к Сексту. С собой он взял шесть военных кораблей и выдал Сексту маршрут, по которому пойдут транспорты с зерном с Сардинии. Так что этот груз тоже оказался у Секста. У сената не осталось выбора. Приходится покупать зерно по сорок сестерциев за модий. Это значит, государственная пшеница будет стоить пятьдесят сестерциев, а частные торговцы говорят о шестидесяти. Если государство сможет купить достаточно зерна для бедноты, оно должно брать по пятьдесят сестерциев с тех, кто должен платить. Когда низшие классы и неимущие собираются в толпу, они становятся неуправляемыми. Начинаются бесчинства, стычки между бандами. Цезарь вынужден был ввести легион из Капуи для охраны государственных хранилищ. Поэтому улица у ворот Тригемина запружена солдатами, а в порту никого нет. – Меценат вздохнул, простер дрожащие руки. – Это кризис, настоящий кризис.

– А как же трофеи Вентидия из его триумфа? – спросил Агриппа. – Разве они не помогут подвести баланс и удержать цену в сорок сестерциев для народа?