Антоний и Клеопатра

– Ты хочешь сказать, что пришел один, без сопровождения?

– Ни одна толпа не может запугать до зубов вооруженного центуриона, а они приняли меня именно за центуриона. Меценату охрана была нужнее.

Октавиан вытер слезы, закрыл глаза:

– Агриппа, мой Агриппа! О, теперь все будет хорошо, я знаю!

– Цезарь? – раздался голос, низкий, чуть хрипловатый.

Октавиан повернулся в объятиях Агриппы, но не высвободился из них.

– Ливия Друзилла, я снова живу! Марк Агриппа вернулся домой!

Агриппа увидел овальное личико с безупречной кожей цвета слоновой кости, рот с полными чувственными губами, сияющие темные глаза. Если она и нашла ситуацию странной, то не подала виду, даже в ее выразительных глазах ничто не отразилось. Лицо озарилось радостной улыбкой. Она слегка коснулась руки Агриппы, нежно погладила ее.

– Марк Агриппа, как хорошо, что ты здесь! – сказала она, но потом нахмурилась. – Но твой триумф!

– Он отказался от триумфа, чтобы увидеть меня. – Октавиан взял жену за руку, а другой рукой обнял Агриппу за плечи. – Пойдем сядем где-нибудь, где никто не помешает. Ливия Друзилла обеспечила меня умелыми помощниками, но лишила уединения.

– Значит, преображение дома Цезаря – твоя заслуга, госпожа? – спросил Агриппа, утопая в позолоченном кресле в чехле из мягкой пурпурной парчи и принимая хрустальный бокал неразбавленного вина. Он отпил немного, засмеялся. – Гораздо лучше, чем то вино, которым угощал ты, Цезарь! Я так понял, если вино без воды, значит мы что-то празднуем?

– Твое возвращение, конечно. Моя Ливия Друзилла – чудо.

К удивлению Агриппы, Ливия Друзилла не ушла, хотя жена и должна была бы уйти. Она выбрала для себя большое пурпурное кресло и села в него, поджав под себя ноги. Взяла бокал от Октавиана, кивком поблагодарив его. Ого! Женщина допущена на совет!

– Мне нужно продержаться еще один такой же год, – сказал Октавиан, поставив свой бокал после тоста. – Если только ты не думаешь, что мы сможем начать действовать в наступающем году.

– Нет, Цезарь, не сможем. Порт Юлия не будет готов до лета. Так сообщает Сабин в своем последнем письме, и это дает мне восемь месяцев, чтобы вооружиться и обучить людей. Поражение Секста Помпея должно быть окончательным и бесповоротным, чтобы он никогда больше не поднялся. Для этого нам нужно найти где-то хотя бы сто пятьдесят военных кораблей. Верфи Италии не могут дать достаточного количества.

– Есть только один источник, способный их дать, и это наш дорогой Антоний, – горько проговорил Октавиан. – Он, и только он причина всего этого! Сенат ест с его руки, и ни один бог не может сказать мне почему! Казалось бы, эти дураки должны кое-что понять, живя в таком аду, но нет! Верность Марку Антонию значит больше, чем набитые животы!

– Ничто не изменилось со времен Катула и Скавра, – сказал Агриппа. – Ты переписываешься с ним?

– Я как раз писал ему, когда ты появился на пороге. Тратил лист за листом хорошей бумаги, пытаясь найти нужные слова.

– Сколько времени прошло с вашей последней встречи?

– Больше года, после того как он увез Октавию и детей в Афины. Прошлой весной я писал ему, просил встретиться со мной в Брундизии. Но он подвел меня, явившись без своих легионов и очень быстро, а я все еще находился в Риме, ожидая его ответа. Он вернулся в Афины и прислал мне отвратительное письмо, грозя отрубить мне голову, если я не явлюсь на следующую встречу с ним. А потом он поехал в Самосату, поэтому встреча не состоялась. Я даже не уверен, что он вернулся в Афины.

– Не будем больше говорить об этом, Цезарь. Что нам делать с зерном? Как-то ведь надо кормить Италию, и дешевле, чем мы можем, по словам Мецената.

– Ливия Друзилла говорит, что я должен занять необходимую сумму у плутократов, но я не хочу это делать.

Ну-ну! Хороший совет от маленькой черной птички!

– Она права, Цезарь. Заем лучше, чем налог.

Ливия Друзилла с удивлением посмотрела на Агриппу. Она очень боялась этой встречи, убежденная, что любимый друг Цезаря станет ее врагом. Мужчины не приветствовали присутствие женщин на советах, и хотя она знала, что права, таким мужчинам, как Статилий Тавр, Кальвизий Сабин, Аппий Клавдий и Корнелий Галл, очень не нравилось видеть, как восходит ее звезда. Заполучить в союзники Агриппу было даже важнее, чем родить ребенка, появления которого она тщетно ждала.

– Они меня выжмут.

– Лучше, чем первосортную губку, – улыбнулся Агриппа. – Однако деньги у них, и пока Антоний не поднимет задницу и не наведет порядок на Востоке, они не получат прибыли с Востока, их самого большого источника дохода.

– Да, я понимаю, – недовольно ответил Октавиан, не желавший следовать разумному совету. – Мне не нравятся проценты – они берут двадцать процентов, причем сложных.

Время отступить. Агриппа принял смущенный вид:

– Сложных?

– Да, проценты с процентов. Это сделает их кредиторами Рима лет на тридцать-сорок, – пояснил Октавиан.

– Цезарь, дорогой, ты сомневаешься, а ты не должен сомневаться, – сказала Ливия Друзилла. – Подумай! Ты же знаешь ответ.

Забрезжила знакомая улыбка. Октавиан тихо засмеялся.