Антоний и Клеопатра

Ливия Друзилла, которую Октавия увидела, очень отличалась от той юной девушки, какой она казалась, когда выходила замуж за Октавиана. «Нет, это не скромная жена-мышка!» – подумала Октавия, вспоминая то, что слышала о ней. Она увидела элегантно одетую молодую даму, причесанную по последней моде и надевшую украшений именно столько, сколько нужно, причем украшений простых, но из цельного золота. По сравнению с ней Октавия почувствовала себя хорошо, но старомодно одетой – неудивительно после продолжительного пребывания в Афинах, где женщины нечасто выходили в свет. Конечно, жены римлян посещали приемы, которые устраивали римляне, но обеды в домах греков были для них недоступны: там присутствовали только мужчины. Поэтому центром женской моды был Рим, и Октавия никогда не ощущала этого так остро, как сейчас, глядя на свою новую невестку.

– Очень умная идея поселить нас обеих в одном доме, – сказала Октавия, когда они сидели вместе, смакуя сладкое, разбавленное водой вино с теплым, только что из глиняной печи, медовым печеньем – местным деликатесом.

– Это позволит нашим мужьям свободно общаться, – улыбаясь, ответила Ливия Друзилла. – Думаю, Антоний предпочел бы приехать без тебя.

– Ты абсолютно права, – печально согласилась Октавия. Она вдруг подалась вперед. – Но не будем говорить обо мне! Расскажи о себе и…

Она чуть не сказала «о маленьком Гае», но что-то остановило ее, подсказало, что это будет ошибкой. Ливия Друзилла не была сентиментальной, это очевидно.

– О тебе и о Гае, – поправилась она. – О вас ходят такие слухи, а я хочу знать правду.

– Мы встретились на развалинах Фрегелл и полюбили друг друга, – спокойно сказала Ливия Друзилла. – Это была наша единственная встреча до свадьбы, совершившейся по обряду confarreatio. Я была тогда на седьмом месяце, беременна моим вторым сыном Тиберием Клавдием Нероном Друзом, которого Цезарь сразу отослал отцу, чтобы тот его воспитывал.

– О, бедняжка! – воскликнула Октавия. – Наверное, это разбило тебе сердце.

– Вовсе нет. – Жена Октавиана грациозно откусила кусочек печенья. – Я не люблю своих детей, потому что не люблю их отца.

– Ты не любишь детей?

– Почему ты удивляешься? Они вырастают в таких же взрослых, к которым мы не питаем нежных чувств.

– Ты их видела? Особенно твоего второго сына. Как ты зовешь его коротко?

– Его отец выбрал имя Друз. Нет, я его не видела. Ему сейчас тринадцать месяцев.

– Тебе, конечно, не хватает его?

– Только когда у меня была молочная лихорадка.

– Я… я…

Октавия в нерешительности замолчала. Она знала, что люди говорят о маленьком Гае, будто он – холодная рыба. Ну что ж, он женился на такой же холодной рыбе. Их обоих интересовали не те вещи, которые Октавия считала важными.

– Ты счастлива? – спросила она, пытаясь найти какую-то общую тему.

– Да, очень. Моя жизнь теперь такая интересная. Цезарь – гений, его разносторонний ум восхищает меня! Это привилегия – быть его женой и помощницей! Он прислушивается к моим советам.

– Действительно?

– Все время. Мы с нетерпением ждем вечерней беседы.

– Вечерней беседы?

– Да, он копит все трудные вопросы за день, чтобы обсудить их со мной наедине.

Картины этого странного союза замелькали перед глазами Октавии: двое молодых и очень привлекательных супругов, прижавшись друг к другу в постели, разговаривают! «А они… они… Может быть, после разговора», – заключила она, потом вдруг очнулась, когда Ливия Друзилла засмеялась, словно колокольчики зазвенели.

– После того как мы детально обсудим его проблемы, он засыпает, – ласково промолвила она. – Он говорит, что за всю свою жизнь не спал так хорошо. Разве это не чудесно?

«О, да ты еще ребенок! – подумала Октавия, все поняв. – Рыбка, попавшая в сеть моего брата. Он лепит из тебя то, что ему нужно, а супружество не является для него необходимостью. А этот брак, confarreatio, осуществлен ли он? Ты так гордишься этими узами, а на самом деле они накрепко привязывают тебя к нему. Впрочем, даже если между вами и была плотская близость, тебе это тоже ни к чему, бедная рыбка. Каким же проницательным он должен быть, чтобы, встретившись с тобой всего один раз, увидеть то, что вижу сейчас я, – жажду власти, равную лишь его властолюбию. Ливия Друзилла, Ливия Друзилла! Ты потеряешь твою детскость, но никогда не познаешь настоящего женского счастья, как познала его я, как знаю его сейчас… Первая пара Рима, они являют миру железные черты, сражаются бок о бок, чтобы держать под контролем каждого человека, каждую возникающую ситуацию. Конечно, ты одурачила Агриппу, он был сражен тобою, как и мой брат, я думаю».

– А что со Скрибонией? – спросила она, меняя тему.

– Она здорова, но несчастлива, – вздохнув, ответила Ливия Друзилла. – Раз в неделю я навещаю ее теперь, когда в городе стало спокойнее. Трудно было выйти на улицу, пока буйствовали уличные банды. Цезарь и у ее дома поставил охрану.

– А Юлия?

Ливия Друзилла сначала не поняла, но потом лицо ее прояснилось.

– О, эта Юлия! Смешно, мне всегда приходит на ум дочь божественного Юлия, когда я слышу это имя. Она очень хорошенькая.