Это он говорил о красной дорожке, которую какой-то чиновник от дуумвиров протянул во всю длину пирса, – знак царственности, отчего Октавиан пришел в ужас. Но казалось, никто не обратил на это внимания. Это был алый цвет командующего, а не царский пурпур. И вот – появился Антоний. Он прыгнул с корабля на красную дорожку, как всегда здоровый и бодрый. Октавиан и Агриппа ждали вместе под навесом в глубине пирса. Каниний, младший консул, на шаг позади них, а за ним еще семьсот сенаторов, все люди Марка Антония. Дуумвиры и другие чиновники города вынуждены были довольствоваться местами позади всех.
Конечно, Антоний надел золотые доспехи. Тога ему не шла, делала его слишком тяжеловесным. Такой же мускулистый, но более стройный Агриппа не заботился о том, как он выглядит, поэтому на нем была тога с пурпурной каймой. Он и Октавиан вышли вперед приветствовать Антония. Октавиан выглядел хрупким и изящным ребенком между этими великолепными воинами. Но доминировал Октавиан, может быть, именно из-за этого, а может быть, благодаря своей красоте, густым ярким золотистым волосам. В этом южном италийском городе, где греки поселились за несколько столетий до первого вторжения римлян на полуостров, золотистые волосы были редкостью и вызывали восхищение.
«Получилось! – подумал Октавиан. – Мне удалось выманить Антония на землю Италии, и он не покинет ее, пока не даст то, что нужно мне и Риму».
Под ливнем лепестков весенних цветов, которыми их осыпали девочки, они прошли к зданиям, отведенным для них, улыбаясь восторженной толпе и приветственно помахивая рукой.
– Вечер и ночь тебе на обустройство, – сказал Октавиан на пороге резиденции Антония. – Ну что, приступим к делу сразу же – я понимаю, ты торопишься, – или уступим народу Тарента и посетим завтра театр? Они ставят ателлану.
– Конечно, это не Софокл, но всем нравится, – ответил Антоний, расслабившись. – Да, почему не посмотреть? Я привез с собой Октавию и детей – она очень хотела увидеть своего маленького брата.
– Я хотел увидеть ее не меньше. Она еще не знакома с моей женой, – кстати, я тоже приехал с женой, – сказал Октавиан. – Тогда, может быть, завтра утром – театр, а вечером – банкет? А после этого, конечно, к делам.
Когда Октавиан вошел в свою резиденцию, он увидел хохочущего Мецената.
– Ты не догадаешься! – наконец промолвил Меценат, вытирая выступившие слезы, и снова засмеялся. – Ох, ну просто смех!
– Что? – спросил Октавиан, позволив слуге снять с него тогу. – И где поэты?
– В этом-то все и дело, Цезарь! Поэты!
Меценату удалось взять себя в руки, но он то и дело всхлипывал, а глаза его смеялись.
– Гораций, Вергилий, товарищ Вергилия Плотий Тука, Варий Руф и еще несколько второстепенных светил отправились из Рима неделю назад, чтобы поднять интеллектуальный уровень этого праздника, но… – он подавился, захихикал, но справился с собой, – они поехали в Брундизий! А Брундизий их не отпускает – там хотят устроить свой праздник!
Он опять захохотал.
Октавиан улыбнулся, Агриппа фыркнул, но никто из них не мог оценить ситуацию так, как Меценат, знавший о рассеянности поэтов.
Когда Антоний услышал об этом, он расхохотался так же громко, как Меценат, и послал курьера в Брундизий с мешком золота для поэтов.
Не ожидая приезда Октавии и детей, Октавиан разместил Антония в доме, недостаточно большом, чтобы шум детской не мешал ему, но Ливия Друзилла нашла выход из положения.
– Я слышала о доме неподалеку, чей владелец не прочь предоставить его на период переговоров, – сказала она. – Почему бы мне не переехать туда с Октавией и детьми? Если там буду и я, Антоний не сможет пожаловаться на неподобающее обращение с его женой.
Октавиан поцеловал ее руку, улыбнулся, глядя в ее чудесные глаза с прожилками.
– Блестяще, любовь моя! Сделай это сейчас же!
– И если ты не возражаешь, завтра мы не пойдем в театр. Даже женам триумвиров не положено сидеть рядом с мужьями. Я ничего не слышу с задних рядов, предназначенных для женщин. К тому же не думаю, что Октавия любит фарсы больше, чем я.
– Возьми у Бургунда денег и походи по магазинам в городе. Я знаю, ты любишь красивые наряды и сумеешь найти, что тебе нравится. Насколько я помню, Октавия тоже любит покупки.
– О нас не беспокойся, – сказала Ливия Друзилла, очень довольная. – Даже если мы не купим новые платья, у нас будет возможность лучше узнать друг друга.
Октавию очень интересовала Ливия Друзилла. Как и все представители высших слоев общества в Риме, она слышала историю удивительной любви ее брата к жене другого человека, беременной вторым ребенком от мужа, слышала о разводе по религиозным причинам, о таинственности, окружающей их любовь. Была ли она взаимна? Существовала ли эта любовь вообще?