Антоний и Клеопатра

Раздалось дружное «Ах!». Антоний отдал Аминте самое большое царство, превосходившее царство, которым правил старый амбициозный Дейотар.

– Полемон, сын Зенона из Лаодикеи, от имени Рима я назначаю тебя царем Понта и Малой Армении, включая все земли на северном берегу реки Галис!

Лицо Полемона было знакомо. Он усердно плясал под дудку Антония. Теперь он получил награду. Огромную.

– Архелай Сисен, сын Глафиры, верховный жрец богини Ма, от имени Рима я назначаю тебя царем Каппадокии, начинающейся восточнее большой излучины реки Галис и включающей все земли на ее южном берегу, оттуда до побережья Тарса и далее до побережья Киликии Педии. Твоя восточная граница – река Евфрат выше Самосаты. Оставляю за собой право назначать правителей небольших областей в пределах твоего царства, но на деле вся территория – твоя.

«Еще один очень довольный молодой человек, – подумал Фонтей. – И посмотрите на его мать! Ходят слухи, что она своей вагиной высосала это из Антония. Умно выбрать молодых людей. Клиенты на десятилетия».

Теперь настала очередь второстепенных назначений: Таркондимота и прочих. Но потом перешли к казням, чего Фонтей не ожидал. Лисаний Халкидский, Антигон Иудейский, Ариарат Каппадокийский. «О, я не воин!» – вскричал про себя Фонтей, борясь с тошнотой при виде потоков крови, на которую роем слетелись липкие мухи, и все это под жарким солнцем. Антоний равнодушно смотрел на эту бойню. Сосий потерял сознание. «Вот уж этого я не сделаю», – решил Фонтей. Он поблагодарил всех богов, когда наконец смог уйти во дворец наместника. Конечно, Антоний остался. Он устроил угощение для новых правителей и их свиты прямо на агоре, потому что во дворце не имелось ни больших помещений, ни просторных дворов. Если бы Фонтей не знал, он сказал бы, что дворец наместника в Антиохии раньше был занюханной гостиницей, а не домом таких царей, как Антиох и Тигран.

Утром он впервые увидел настоящего парфянина, беглеца по имени Монес, бежавшего от нового царя Фраата. С искусственной бородой, завитой колечками, на золотых крючках, надетых на уши, в цветистой юбке, короткой куртке и с огромным количеством золота.

– Я думаю сделать его царем скенитских арабов, – сказал Антоний, довольный своими назначениями. Заметив, что Фонтей скорчил гримасу, он удивился. – Ты не одобряешь? Потому что он парфянин? А мне он нравится! Фраат убил всю его семью, только ему удалось убежать.

– Или ему помогли убежать, – заметил Фонтей.

– Зачем это надо? – в недоумении спросил Антоний.

– Потому что весь мир знает, что ты планируешь вторжение в Парфянское царство! Как бы царь ни боялся быть свергнутым собственными сыновьями, он не дурак и сохранит одного наследника! Я думаю, Монес здесь как парфянский шпион. Кроме того, он горд и высокомерен. Не думаю, что он будет рад повелевать кучкой пустынных арабов.

– Gerrae! – воскликнул Антоний, на которого эти слова не произвели впечатления. – Я думаю, Монес хороший человек. Готов поспорить, что я прав. Тысяча денариев?

– Согласен! – ответил Фонтей.

Главная причина, по которой Клеопатра не торопилась ехать в Антиохию, не имела ничего общего с назначением регента или совета. На это не требовалось много времени. Время ей нужно было, чтобы подумать и чтобы прибыть в нужный момент. Ни раньше, ни позже. И что она будет просить, когда приедет в Антиохию? С приглашением к ней приехал человек, очень отличавшийся от Квинта Деллия. Фонтей – аристократ и предан Антонию. Участвует он в этом не ради денег. Слишком опытный, чтобы его можно было поймать на чем-то. Тем не менее от него исходили волны тревоги… нет, беспокойства. Вот нужное слово! Беспокойство! Хотя жизнь в последние четыре года текла без потрясений, фараон ни на йоту не ослабила бдительности. Ее агенты на Востоке и на Западе регулярно докладывали ей. Но некоторых вещей она не знала, в частности, кто и чего ожидал от Антония, когда он думал над назначениями. Как только Фонтей сказал, что Антоний уже в Антиохии, она поняла, почему он вдруг захотел, чтобы царица Египта стояла у его возвышения с толпой грязных крестьян и ничего не получила. Просто стояла бы там, как доказательство, что и Египет находится под римским зонтом. В тени.

Ее охватил гнев. Она задрожала, дыхание у нее перехватило. «Значит, он хочет, чтобы я была свидетелем его господских милостей? Клянусь Сераписом, я не сделаю этого! Пусть он убьет меня, но этого не будет! Смотреть, как он назначает этого крестьянина царем, а того правителем? Ни за что! Ни за что, ни за что, ни за что! Когда я прибуду в Антиохию, Марк Антоний, я попрошу больше, чем может дать мне твоя власть. Но ты дашь мне то, чего я хочу, достаточно будет твоей власти или нет! Фонтей беспокоится о тебе, значит у тебя есть слабое место, настолько слабое, что Фонтей считает его опасным для тебя».