Антоний и Клеопатра

Хотя мальчик нравился ему, он убедился в правоте Фонтея. Клеопатра ни в чем не ограничивала Цезариона. Она даже не пыталась привить ему представления о приличиях. А он был достаточно самоуверенным, считая, что может, как взрослый, участвовать в разговорах. Это бы еще ничего, если бы не его привычка бесцеремонно вмешиваться в разговор взрослых. Его отец пресек бы это на корню. Антоний хорошо помнил его в те времена, когда сам был в возрасте Цезариона! Но Клеопатра была любящей матерью, во всем уступавшей высокомерному, волевому сыну. Ничего хорошего.

Наконец, после сладкого, Антоний решил исполнить роль отца.

– А теперь, молодой Цезарь, оставь нас, – резко сказал он. – Я хочу поговорить с твоей матерью наедине.

Мальчик возмутился, открыл было рот, чтобы возразить, но увидел красную искру в глазах Антония. Он сник, как проколотый пузырь, пожал плечами и покорно удалился.

– Как ты этого добился? – с явным облегчением спросила царица.

– Говорил и выглядел как отец. Ты слишком потакаешь мальчику, Клеопатра. Позже он не поблагодарит тебя за это.

Она не ответила, занятая тем, что пыталась понять этого нового Марка Антония. Казалось, годы над ним не властны. Не было заметно никаких признаков старения. Живот плоский, бицепсы не свисают мешком, как у пожилых мужчин, а волосы такие же золотисто-каштановые, как и раньше, не поседели. Изменились только его глаза – в них появилась тревога. Но чем он встревожен? Потребуется время, чтобы узнать.

Это из-за Октавиана? Еще со времен Филипп он вынужден бороться с Октавианом, вести войну, которую на самом деле войной назвать нельзя. Это скорее поединок умов и воли, без меча, без единого удара. Он понимал, что Секст Помпей – его лучшее оружие, но когда появилась идеальная возможность объединиться с Секстом и использовать своих военачальников Поллиона и Вентидия, он ею не воспользовался. В тот момент он мог бы сокрушить Октавиана. А теперь это не удастся ему никогда, и он начинает это понимать. Пока он думал, что у него есть шанс справиться с Октавианом, он оставался на Западе. То, что он здесь, в Антиохии, говорит о том, что он отказался от борьбы. Фонтей понял это. Но как? Неужели Антоний доверился ему?

– Я скучал по тебе, – вдруг сказал он.

– Да? – спокойно спросила Клеопатра, словно это не очень интересовало ее.

– Да, все больше и больше. Смешно. Я всегда думал, что со временем скучаешь по человеку все меньше, но желание видеть тебя со временем только усилилось. И больше я ждать не мог.

Женская тактика:

– Как твоя жена?

– Октавия? Мила, как всегда. Самая восхитительная женщина.

– Такое о женщине нельзя говорить другой женщине.

– А почему? С каких это пор Марк Антоний влюблялся в женскую добродетель, великодушие или доброту? Я жалею ее.

– То есть ты думаешь, что она любит тебя.

– В этом я не сомневаюсь. Не проходит и дня, чтобы она не говорила, что любит меня, или не писала в письме, если мы не вместе. Здесь, в Антиохии, мой ящик для писем уже переполнен. – На лице его появилось скучающее выражение. – Она рассказывает мне о детях, о том, что делает Октавиан – по крайней мере, о том, что ей известно, – и обо всем, что, по ее мнению, должно меня интересовать. Но никогда ни слова о Ливии Друзилле. Она не одобряет отношение жены Октавиана к его дочери от Скрибонии.

– А сама Ливия Друзилла уже родила? Я не слышала об этом.

– Нет. Бесплодна, как ливийская пустыня.

– Так, может быть, это вина Октавиана.

– Да мне все равно, чья это вина! – в сердцах крикнул он.

– А тебе должно быть не все равно, Антоний.

В ответ он пересел на ее ложе, прижал ее к себе.

– Я хочу заняться с тобой любовью.

Ах, она уже забыла его запах. Как он возбуждал ее! Запах чистоты и загорелой кожи, без малейшего восточного оттенка. Он ел пищу своего народа, не злоупотреблял кардамоном и корицей, любимыми специями на Востоке. Поэтому его кожа не выделяла их остаточных масел.

Оглядевшись, Клеопатра поняла, что слуги ушли и что никому, даже Цезариону, не разрешат войти. Она взяла его руку, положила себе на грудь, пополневшую после рождения близнецов.

– Я тоже скучала по тебе, – солгала она, чувствуя, как желание растет в ней и заполняет ее всю.

Да, он нравился ей как любовник, и Цезарион только выиграет, получив еще одного брата. «Амон-Ра, Исида, Хатхор, дайте мне сына! Мне только тридцать три года, я еще не так стара, чтобы деторождение было опасным для представителя рода Птолемеев».

– Я тоже скучала по тебе, – повторила она. – О, это восхитительно!

Уязвимый, мучимый сомнениями, не знающий, что ждет его в Риме, Антоний вполне созрел для проведения в жизнь планов Клеопатры и сам, по собственному желанию, попал ей в руки. Он достиг того возраста, когда мужчине от женщины нужен не только секс. Он нуждался в партнере, а на эту роль не могли претендовать ни подруги, ни любовницы и менее всего римская жена. А эта царица среди женщин действительно была во всем равной ему, царю среди мужчин: власть, сила, амбиции пронизывали ее до мозга костей.