Ко второй половине ноября царица знала все о назначениях Антония в Антиохии. Они казались логичными, разумными и даже дальновидными. Кроме его последнего решения – сделать парфянина Монеса новым царем скенитских арабов. «Антоний, Антоний, ты дурак! Ты идиот! Независимо от того, действительно ли он убежал от разящего топора своего дяди или нет, ты не сделаешь Аршакида царем любых арабов! Это ниже его достоинства. Это оскорбление. Смертельное оскорбление. И если он – агент дяди Фраата, он будет смертельным врагом. Ты можешь править Востоком, но ты западный человек. Ты даже не пытаешься понять восточных людей, их чувства, их образ мыслей».
Войны с парфянами нельзя допустить, решила она. Только как убедить в этом Антония? Другой причины, почему она едет в Антиохию, нет. Рим был угрозой ее трону, но, если парфяне победят, она потеряет трон и Цезариона постигнет та же судьба, что и всех подающих надежды молодых людей, – казнь. Антоний разворошил муравейник.
В это время года ей придется ехать по суше. Трудное путешествие, потому что Египет должен ошеломлять каждую страну, через которую она и Цезарион будут проезжать. Громыхающие повозки с запасами и царскими личными вещами, тысячная царская охрана, телеги с мулами, гарцующие лошади, и для царицы ее паланкин с черными носильщиками. Целый месяц в пути. Она отправится в декабрьские ноны, ни на день раньше.
И за все это время Клеопатра ни разу не подумала о Марке Антонии как о мужчине, любовнике. Ее мысли были заняты тем, чего она хочет и как она это получит. Где-то в глубине души у нее остались слабые воспоминания, что он был приятным развлечением, но под конец несколько утомительным. Она так и не полюбила его. Он был для нее лишь средством. Она забеременела, Нил разлился, у Цезариона появилась сестра, на которой он сможет жениться, и брат, который его поддержит. На следующем этапе Антоний может дать ей только власть, а для этого нужно часть власти отнять у него. Трудная задача, Клеопатра.
IV
Царица зверей
36 г. до Р.Х. – 33 г. до Р.Х.
Клеопатра
15
В январские ноны, несмотря на необычно сильные, пронизывающие ветра, Клеопатра и Цезарион прибыли в Антиохию. Царица сидела в своем паланкине, как кукла Фонтея, с двойной короной на голове, с разрисованным лицом, в белом платье из плиссированного льна. Шея, руки, плечи, талия и ноги сверкали золотом и драгоценными камнями. У Цезариона на голове был военный вариант двойной короны. Он ехал рядом с паланкином матери на ретивом рыжем коне (красный – цвет бога войны Монту), в доспехах египетских фараонов из льняных полос и золотых пластин, с лицом, покрытым красной краской. На конях в богатой упряжи восседали офицеры и чиновники. Они ехали в окружении тысячи царских охранников, одетых в пурпурные туники и серебряные доспехи. Антиохия не видела подобного парада со времен Тиграна, когда он был царем Сирии.
Антоний не терял времени даром. Признав справедливость замечания Фонтея о том, что наместнический дворец напоминает постоялый двор, он снес несколько соседних построек и воздвиг флигель, в котором, по его мнению, можно было поселить царицу Египта.
– Конечно, это не александрийский дворец, – сказал он, сопровождая Клеопатру и ее сына, – но это намного удобнее, чем старая резиденция.
Цезарион сиял от радости. Его огорчало лишь то, что он стал уже слишком большим для катания на коленях Антония. Сдерживаясь, чтобы не побежать вприпрыжку, он торжественно ступал, пытаясь выглядеть как подобает фараону. Нетрудно, со всей этой проклятой краской.
– Надеюсь, здесь есть ванна, – сказал он.
– Готова и ждет тебя, молодой Цезарь, – усмехнувшись, ответил Антоний.
До вечера они больше не встречались. Вечером Антоний устроил обед в триклинии, еще пахнувшем штукатуркой и свежей краской, поскольку унылые стены спешно покрыли фресками, изображающими Александра Великого и его ближайших военачальников на гарцующих конях. Было очень холодно, и ставни нельзя было открыть, и в комнате курились благовония, заглушающие неприятный запах. Клеопатра была слишком вежлива и надменна, чтобы говорить об этом, но Цезарион не стеснялся.
– Здесь воняет, – заметил он, забираясь на ложе.
– Если это невыносимо, мы можем переехать в старый дворец.
– Нет, скоро я перестану это замечать, а испарения уже потеряли свою ядовитую силу, – захихикал Цезарион. – Катул Цезарь совершил самоубийство, закрывшись в свежеоштукатуренной комнате с дюжиной жаровен. Все отверстия были закрыты, чтобы не проникал свежий воздух. Катул Цезарь был двоюродным братом моего прадеда.
– Ты изучил свою римскую родословную.
– Конечно.
– А египетскую?
– Вплоть до устных преданий, сложенных еще до появления иероглифов.
– Каэм – его наставник, – сказала Клеопатра, первый раз включаясь в разговор. – Цезарион будет самым образованным царем.
Обед так и прошел. Цезарион без умолку болтал, его мать иногда вставляла реплику, чтобы подтвердить какое-нибудь его суждение, а Антоний возлежал на ложе и делал вид, что слушает, иногда отвечал на какой-нибудь вопрос Цезариона.