Антоний и Клеопатра

– Я сделал все неправильно? Это не то, что надо? О, Марк, не будем напрасно терять жизни! Если это неправильно, давай все снесем! Ты придумаешь что-нибудь получше.

– Нет-нет, все хорошо, – успокоил его Агриппа. – В Аварике стены были галльской кладки, и даже богу Юлию понадобился месяц, чтобы построить бревенчатую платформу. А для Метула достаточно и этой.

Для Октавиана эта иллирийская кампания имела не только политическое значение. Восемь лет прошло после Филипп, но, несмотря на победу над Секстом Помпеем, некоторые по-прежнему считали, что он трус и боится встретиться лицом к лицу с врагом. Астма наконец прошла, и Октавиан надеялся, что в этом влажном лесном воздухе она вряд ли возобновится. Он верил, что брак с Ливией Друзиллой исцелил его, ибо он помнил, как египетский врач его божественного отца, Хапд-эфане, говорил, что счастливая домашняя жизнь – лучшее лекарство.

Здесь, в Иллирии, ему необходимо завоевать репутацию храброго воина. Не военачальника, а человека, который сражается с мечом и щитом в руках. Так же, как неоднократно сражался его божественный отец. Нужно найти возможность биться в первых рядах, но до сих пор это ему не удавалось. Поступок должен быть спонтанным и геройским, настоящим подвигом, о котором молва разлетится от легиона к легиону. Если это случится, позорное клеймо будет стерто. Его боевые шрамы должны увидеть все.

Такая возможность появилась, когда на рассвете следующего дня после возвращения Агриппы начался штурм Метула. Отчаянно желавшие избавиться от присутствия римлян, жители незаметно прорыли путь из своей крепости и посреди ночи проникли к основанию лесов. Они подпилили главные опоры, но не до конца. И утром мосты рухнули под весом легионеров.

Три из четырех мостов не выдержали, солдаты попадали на землю. К счастью, Октавиан находился близко к уцелевшему мосту. Когда его солдаты дрогнули и начали отступать, он схватил щит, меч и побежал к передней линии.

– Давай, ребята! – крикнул он. – Здесь Цезарь, вы сможете это сделать!

Вид его сотворил чудо. Призвав на помощь Марса Непобедимого, солдаты сплотились и с Октавианом во главе двинулись по мосту. Они почти сделали это, но под самой стеной мост с грохотом провалился. Октавиан и солдаты попадали на землю.

«Я не могу умереть!» – мысленно повторял Октавиан, но голова его оставалась ясной. Падая с сооружения, он ухватился за конец обломанной распорки и держался за нее, пока не нашел другую под собой. Так постепенно он спустился с высоты двухсот футов. У него было вывихнуто плечо, ладони и руки в занозах, правое колено сильно повреждено, но когда он лежал на мшистой земле под грудой древесины, он был очень даже живой.

Испугавшиеся за него солдаты разрыли эту груду и сообщили своим товарищам, что Цезарь поранился, но жив. Когда они бережно вытащили его, прибежал побледневший Агриппа.

Испытывая сильную боль, но стараясь не показать себя неженкой, Октавиан взглянул на кольцо лиц, склонившихся над ним.

– Что это? – спросил он. – Что ты здесь делаешь, Агриппа? Постройте еще мосты и возьмите эту проклятую маленькую крепость!

Агриппа, знавший о кошмаре, преследующем Октавиана, усмехнулся.

– Цезарь тяжело ранен, но приказывает взять Метул! – громко крикнул он. – Давайте, парни, начнем сначала!

Для Октавиана сражение закончилось. Его положили на носилки и понесли к палатке хирурга, уже переполненной пострадавшими. Не вмещавшиеся туда ложились прямо на землю вокруг палатки. Некоторые были пугающе неподвижны, другие стонали, выли от боли, громко кричали. Когда носильщики стали расталкивать раненых, чтобы врач немедленно осмотрел Октавиана, он остановил их.

– Нет! – крикнул он. – Поставьте меня в очередь! Я подожду своей очереди.

И разубедить его не удалось.

Кто-то туго перевязал ему ногу, чтобы остановить кровь. Потом он лежал и ждал. Солдаты старались дотронуться до него на удачу. Кто мог, подползал к нему, чтобы взять его за руку.

Это не значило, что, когда подошла его очередь, его сбыли помощнику хирурга. Главный хирург Публий Корнелий лично осмотрел его колено, а помощник стал вынимать занозы из ладоней и рук.

Сняв повязку, Корнелий хмыкнул.

– Плохая рана, Цезарь, – заметил он, осторожно щупая колено. – Ты раздробил коленную чашечку, и осколки торчат наружу. К счастью, главные кровеносные сосуды не порваны, но кровотечение сильное. Я должен вынуть фрагменты. Это болезненный процесс.

– Вынимай, Корнелий, – усмехнувшись, сказал Октавиан, понимая, что все присутствующие в палатке наблюдают и слушают. – Если я закричу, садись на меня.